– А, черт. – Пожарский присел на корточки, расстроенно поцокал языком. – Свою полезность она исчерпала, но все равно жалко. Незаурядная была особа. Да и хотелось вас побаловать… Ничего не поделаешь, увидите эту красу уже увядшей.
Он взял покойницу за плечи и перевернул на спину.
Эраст Петрович непроизвольно зажмурился, но, устыдившись собственной слабости, заставил себя открыть глаза.
Увидел такое, что снова зажмурился – от неожиданности. А потом несолидно захлопал ресницами.
Женщину, лежавшую на полу, Фандорин видел впервые – такое лицо, раз увидев, не позабудешь. Одна его половина была вполне обыкновенной и даже не лишенной миловидности, зато с другой стороны черты были сплющены, полураздавлены, так что разрез глаза получился почти вертикальный, а скула наезжала на ухо.
Пожарский рассмеялся, очень довольный произведенным эффектом.
– Хороша, чертовка? Родовая травма. Акушер неудачно щипцами прихватил. Теперь понятны мотивы поведения мадемуазель Дианы? Как еще могла она относиться к мужчинам, которые при свете дня шарахались от нее в ужасе? Только с ненавистью. Вот почему ей нравилось житъ в этом заколдованном замке, где царили мрак и тишина. Тут она была не несчастной уродиной, а писакой раскрасавицей, какую только может представить мужское воображение. Бр-р-р, – передернулся Глеб Георгиевич, гладя на страшную маску, и пожаловался. – Вам-то что, а я как подумаю, что вчера полдня ублажал этакое чудище, мороз по коже.
Эраст Петрович стоял в полном онемении чувств, еще не оправившись от потрясения, но уже знал, что первой эмоцией, которую испытает в самом скором времени – только вот сердце немного отойдет – будет острейший стыд.
– Впрочем, возможно, в аду, куда несомненно отправилась новопреставленная, именно такие и почитаются первейшими красотками, – философски заметил князь. – Однако наш план, Эраст Петрович, остается в силе. Сугроб справа, не забудьте.
Пожарский опаздывал.
Шесть минут десятого. Грин спрятал часы в карман шинели. Там же лежал „кольт“, и пальцы плотно обхватили удобную рифленую рукоятку.
Не так уж плохи дела у революции, если сыскное начальство вынуждено встречаться конспиративно, тайком от собственных подчиненных. Вражеский лагерь охвачен тревогой и неуверенностью, там боятся собственной тени, никому не доверяют. И правильно делают.
Или догадываются про ТГ?
А всё просто: не может победить дело, сторонники которого больше всего пекутся о собственном благе. Вот почему торжество революции неизбежно.
Только ты до него не доживешь, напомнил себе Грин, чтобы загнать вглубь лазурь, после вчерашнего так и норовившую вылезти на поверхность. Ты – спичка. Ты и так горишь дольше обычного. А радость жизни ты исключил из своего существования сам.