Если люди только прикоснулись к юнгианской психологии, это, наверное, даже хуже, чем если бы они вообще ничего не знали, потому что в таком случае они начинают «приклеивать» несколько известных им юнгианских понятий к сказочным персонажам: один является воплощением Эго, другой — Анимы, третий — Самости. Это хуже, чем вообще не интерпретировать сказку, поскольку такой подход является ненаучным, необъективным, инфантильным и даже недобросовестным: ведь для того чтобы применить юнгианские понятия к сказочным персонажам, необходимо сначала исследовать всю сказку. Предположим, что кто-то по наивности совершил ошибку и приписал одному из сказочных персонажей качества Тени, а затем увидел, что эти качества не сохраняются на протяжении всего сказочного сюжета. Такой человек скажет, что, наверное, он ошибался с самого начала, или что он не слишком хорошо понимает себя, или что ошибка в самой сказке! Или же он просто пропустит сложное место в сюжете, ограничившись самыми общими утверждениями, а затем будет растекаться мыслью вокруг да около — только для того, чтобы показать приемлемость своих понятий. Но если внимательно посмотреть, то станет ясно, что использовать понятия юнгианской психологии при интерпретации волшебных сказок можно только с определенными ограничениями. Открыв для себя эту истину, я вдруг осознала, что так и должно быть, потому что волшебная сказка создается не индивидуальной человеческой психикой и не относится к содержанию психики отдельного человека.
Юнг сформулировал свои понятия отчасти в результате наблюдения за собственными психическими процессами, отчасти благодаря наблюдению за психическими процессами других людей. Говоря об Аниме, мы имеем в виду мужчину как индивидуальность, с присущей именно ему Анимой. Говоря об Эго, мы имеем в виду Эго отдельного человека. А Тень означает менее развитую часть человеческой личности. Однако не следует манипулировать этими понятиями в сказках, к которым они не имеют никакого отношения. И даже если эти понятия формировались в ходе наблюдения за многими людьми, маловероятно, что их можно приложить к такому материалу, как волшебные сказки, ибо этот материал, скорее всего, создавался многими людьми или группой людей. Следовательно, мы должны вернуться к основной проблеме волшебных сказок. Относительно их происхождения нет единого мнения, и мы можем предложить еще одну гипотезу, основанную на психологической точке зрения.
Среди простых людей, например, среди крестьян или лесорубов, то есть в том кругу, где в основном создаются волшебные сказки, как правило, существуют два жанра: местные предания, саги и настоящие волшебные сказки. Сага порой не слишком отличается от волшебной сказки, но в большинстве случаев она связана с какой-то фантастической историей, случившейся в определенном месте, или в конкретном замке, или во дворце. Например, рассказывают, что в одной деревне люди стали свидетелями какого-то необычного события. Этот рассказ сокращается и связывается с конкретным местом, его героем становится конкретный человек, а вся история рассказывается так, словно речь идет о конкретном событии, которое действительно произошло, хотя у нее все характерные признаки волшебной сказки. В волшебных сказках часто приходится сталкиваться с разными парапсихологическими явлениями, тогда как в местных сагах гораздо чаще встречаются рассказы о привидениях. Что касается легенд, они, как правило, имеют историческую или частично историческую основу. В них может идти речь о святых или исторических личностях.