Уилл постучал в заднюю дверь дома мисс Роуз в понедельник, когда солнце начинало клониться к горизонту. Потом он осторожно скользнул внутрь и негромко окликнул мисс Роуз по имени. Ответа не последовало. Тогда Уилл прошел в кухню и двинулся дальше по коридору, прислушиваясь.
В другой день он решил бы, что она чем-то занята или легла вздремнуть, и не стал бы ее разыскивать. Но накануне вечером она показалась ему очень усталой и расстроенной. Она предложила ему забрать ужин к себе, так как ей хотелось побыть в одиночестве. Когда час спустя он принес посуду, она уже спала, хотя не было еще и восьми часов вечера.
— Я здесь.
Он вошел в маленькую, залитую солнцем комнату в восточном крыле дома. В детстве он больше всего любил эту комнату, так как здесь не было ценной старинной мебели и всегда было светло и тепло. Здесь стояли цветочные горшки и находился маленький черно-белый телевизор, единственный во всем доме.
Мисс Роуз поливала цветы. Уилл подождал, пока она закончит, отставит лейку и предложит ему сесть.
— Спасибо, но я собирался в город и заглянул узнать, не нужно ли вам что—нибудь.
— Сядь, Уилл.
Он повиновался, вновь почувствовав себя десятилетним мальчиком.
Мисс Роуз села напротив него — очень прямо. Лицо ее было сурово.
— Вчера я обедала у Реймонда.
Уилл кивнул.
— Он рассказал мне кое-что, и у меня испортилось настроение. Естественно, я не хотела верить, но сегодня утром я беседовала с шерифом Франклином, и он подтвердил информацию Реймонда.
При упоминании о шерифе Уилл напрягся, и ему сразу сделалось неуютно.
— Когда ты получил мое письмо, ты был в тюрьме?
Его ладони вспотели, и он с трудом перевел дыхание. Нужно было предупредить ее в тот же день, когда пришло письмо. Нужно было позвонить ей из Алабамы и сказать, что он уже не тот мальчик, которого она когда-то воспитывала. Надо было дать ей знать о своем образе жизни — о деньгах, получаемых от женщин, о проделках, за которые его иногда ловили, а иногда нет. Об арестах. Он помнил подробности каждого задержания — даты, города, предъявленные обвинения. Подробности его позора.
Но он не позвонил. Не предупредил. Не признался, потому что ему хотелось домой. Он хотел увидеть ее. И он не мог допустить, чтобы она перестала доверять ему, верить в него. Чтобы она отвергла его.
— Да, мэм, — мрачно подтвердил Уилл. — Я был в тюрьме.
— Тебя подозревали в том, что ты совершил ряд краж из квартир старых женщин, у которых работал?
— Совершенно верно, мэм.
— И ты был в тюрьме не в первый раз?
— Да, мэм.
Он ждал, ждал с болезненным напряжением самого главного вопроса: «Ты это делал?» Он ждал этого последнего доказательства веры, он, которому не верил никто на протяжении шестнадцати лет. «Ты виновен?»