Они рассказывали и рассказывали, и никому на свете эти рассказы не могли бы наскучить.
Повести о рыцарях и прекрасных дамах, о нищих рабах и богатых разжиревших торговцах. О богах с бараньими головами и об их украшенных венками жрицах. О еретиках и священнослужителях, о рыночных торговках и музыкантах, о золотошвейках и сарацинских владыках. О битвах, празднествах и тайной любви. О великих и простых людях, о мужчинах, женщинах и детях.
И вот один из них, Мастеров нового тысячелетия, поведал о девочке из далекого Гибельштайна.
Он рассказал о Деа.
Деа еще издалека поняла, что что-то случилось. Что-то было не так, как обычно, и крики, доносившиеся до нее, не предвещали ничего хорошего.
В руке она держала деревянное ведро, с которым мать послала ее за водой. Ведро болталось на крепкой бечевке из пеньки; когда Деа сжимала пальцы в кулак, волокна врезались в ладонь. Приближаясь к колодцу, девочка ощущала странный холодок в груди.
Гибельштайнский колодец находился на площади перед церковью. Его окружала каменная ограда высотой в половину человеческого роста. Обычно на камнях сидели женщины, отдыхая от тяжелой работы и сплетничая о том о сем.
Но сейчас никто не сидел на колодезной ограде. Все люди, которые обычно в этот предполуденный час трудились на своих дворах, в кузнице или ткацкой мастерской, собрались между колодцем и церковью. За их спинами Деа не могла увидеть, что же произошло.
Она поставила свое ведерко у колодца, где уже стояло несколько пустых ведер, и поспешила к собравшимся. Все напряженно следили за суматохой, разыгравшейся перед церковью. Деа была очень тоненькой даже для своих двенадцати лет; однако сейчас это сослужило ей хорошую службу: она смогла протиснуться сквозь толпу. От грубых домотканых платьев, в которые были одеты все эти мужчины и женщины, шел тяжелый запах.
Примерно шестьдесят человек стояли на площади — не менее трети всех жителей Гибельштайна. Между толпой и маленькой деревянной церковью, где жители ежедневно возносили к небу свои молитвы, оставалось пространство шириной в двадцать шагов. Обычно эта площадка пустовала; только по базарным дням несколько крестьян и странствующих торговцев разбивали на ней свои палатки.
Однако сегодня здесь царило оживление. Пять телег, запряженных лошадьми, стояли справа и слева от церковных ворот. Животные беспокойно всхрапывали. Мужчины, женщины и дети слезали с телег, сгружали ящики и мешки и заносили их прямиком в церковь.
А один мужчина, очень высокий и очень толстый, наблюдал за всем этим. Его одежда была из тончайшего шелка и дамаста.