– Бывало, люди ночами в очереди стоят, переписываются. Тысяча который-то номер! А он, дурачок, надеется, мерзнет в очереди под воротами. И вот к такому-то тысячному дурачку наш Генночка и подошлет… Ну, есть у него такие человечки: «Хочете заплатить лишнюю тысячу и «Север» ваш». – «Хочу!» – «В чем дело, даешь деньги на бочку!»
Ираида Львовна тихонько смеется.
– И сколько на эту самую бочку выложено было, сказать тебе не смогу! Большие тысячи. И ведь ты рассуди, Лидочка, не у государства брали. Государству – копеечка в копеечку. А покупатель, он шальной. Чего захотелось – то и подай немедленно! Такого и нажечь не жалко. И нажигали!
Она вздыхает с надрывом.
– Кончилась телевизорная лафа, массовый выпуск подрезал под корень. Однако, – она грозит кому-то толстым пальцем, похожим на сосиску, – если с умом взяться, то и на спортивных шерстяных костюмах и на коньках можно детишкам на молочишко, а молодой жене на модельные платьишки заработать… Коньков ни одной пары на прилавок не поступило. Генночка даже сам шутил: «Чем, говорит, я не чемпион-фигурист по конькам?…»
Лидия Михайловна опять не спала до утра. Но теперь она уже не вспоминала поцелуи и не мечтала о новых. И не думала, как она будет делиться культурным богатством с Геннадием Романычем. Ей представлялось: на улице к ней подходит сотрудник уголовного розыска. «Это вы целовались со спекулянтом Многоватовым?… Кольцо вам подарил вор Многоватов?» Или: она уже хозяйка в квартире Геннадия Романыча. Входят люди: «Ничего себе, награблено. Вот так фокусник: получает в месяц тысячу триста, а покупает ежемесячно на тридцать тысяч! Ловкость рук и полное отсутствие совести…» А другие говорят: «Он не фокусник, а фигурист, и жена его притворяется честной гражданкой, а тоже – фигуристка!»
Утром Лидия Михайловна остановила кассиршу в коридоре.
– Ираида Львовна, прошу вас, отдайте Геннадию Романычу вот эту коробочку. В ней кольцо. Он поймет.
Кассирша всполошилась, выкатила испуганные, совиные глаза.
– Лидочка, может быть, вам что-нибудь люди наврали? Так вы людям не верьте!
Лидия Михайловна написала своим в Иркутск:
«Спасибо вам за совет, мои хорошие! Я все проверила, обдумала, многое поняла. Мне очень обидно и горько».
Ей горько, что в ее жизни еще не было настоящей, большой любви. То, что встретилось, оказалось не любовью, а лишь пируэтом фигуриста Многоватова, который пожелал, чтоб жена-врач наложила благородный отпечаток на его грязную фигурку.
Этого она не пишет родным, но дословно пересказывает разговор с кассиршей.
…Не зная точно, трудно сказать, как было дело. Работники милиции и уголовного розыска сами раскопали вора и спекулянта Многоватова или их натолкнуло письмо брата Лидии Михайловны Журавлевой. Известно только, что брат снял с письма две копии, приложил к ним соответствующее объяснение и одну копию отправил в следственные органы, а другую в редакцию.