В конце письма была приписка, сделанная рукой брата:
«Лида! Я тебе не буду писать про артистов и прочее. Скажу только одно: проверь своего жениха. Мало ли что в жизни бывает. Тебе хочется замуж, будем говорить прямо, ничего плохого в этом нет. Почти всем девушкам хочется, это в порядке вещей. Но надо, чтоб жених был хороший. Проверь, сестренка! Любовь любовью, а осторожность никогда не мешает».
– Милые вы мои, вы не знаете, какой он хороший, – сказала вслух Лида, дочитав письмо. И только не добавила: вы не знаете, как он целует меня… Это почему-то неловко было добавить даже мысленно.
Не успела она сложить письмо, как в дверь постучали, и вошла Ираида Львовна. У кассирши был выходной день, и она ходила слегка навеселе. За ней водился этот грешок но соседи прощали ей, потому что она никогда не скандалила при распределении платы за газ и электричество.
Она без приглашения села за стол, лукаво поглядела на Лиду и погрозила пальцем.
– Выходишь замуж, а сама ни звука, молчишь, как маринованная селедка.
Лида хотела сказать, что живая селедка не разговорчивее маринованной, но пьяненькая Ираида была не только глупой соседкой, но и кассиршей в его магазине. Она каждый день, из года в год видела Геннадия Романыча, знала его характер, привычки, его покойную жену. И, уж конечно, Ираида могла подтвердить, что Многоватов честный человек.
Ираида Львовна подсела к Лиде и заглянула ей в глаза.
– Не гордись, Лидуша, не заносись! Не было бы счастья, да Ираида помогла.
– Вы?
– Я! Сосватала. В бриллиантах, в выдре, в нейлоне будешь ходить, дурочка. Только уж тогда и меня не забудь.
Лида, – как будто паутина опутала лицо, как бывает осенью в лесу, – провела рукой по глазам.
– Я вас не понимаю, Ираида Львовна.
– А чего тут не понимать? Наш Многоватов мужик лихой, это все знают. Но только он с соображением. И в этом деле тоже: жена-врач культурный отпечаток накладывает. Нет, Лидуша, ты живи, ни об чем не думай. Покойница думала, боялась, оттого преждевременно и померла. А ты живи. Многоватов не влипнет. Уж до чего с телевизорами откровенно маклевал, сказать тебе не могу, и то не влип.
– Как? – чуть слышно переспросила Лида, испугавшись рыбьего слова «маклевал».
– А вот так! – не без гордости сказала Ираида Львовна. – Сейчас телевизоры подкузьмили, подешевели, начался массовый выпуск. Покупатель приходит в магазин и, ничуть не помаявшись, не пострадавши, выбирает любой и платит деньги в кассу, копеечка в копеечку. А бывало…
Кассирша облизнула губы и продолжала с чувством, со страстью, с умилением: