Во дворе Бэрена поприветствовал неизвестный ему юноша, на лице которого одновременно читались и облегчение, и раздражение. Конечно, рыцарь не ожидал, что все его тут же узнают, да и сам не думал встретить тут много знакомых лиц, но он точно мог сказать, что Фарман был явно разочарован недостатком великолепия церемоний и приветственных речей, к которым они так привыкли при дворе. Только Бэрен знал, что вряд ли люди Брандета стали бы его приветствовать таким образом. Но даже если бы они и были расположены к церемониям, у них не оказалось бы достаточно средств, чтобы организовать прием подобный мероприятиям, проводимым на турнирах.
Он подавил в себе воспоминания, которые так внезапно всколыхнулись в памяти. С того момента, как Бэрен получил этот призыв, мужчина чувствовал, что причина, по которой не хотел быть здесь — это боязнь того, что кто-то мог узнать его. Гордость — один из грехов, присущих рыцарям, она порой изводила мужчину, и, без сомнения, он пройдет еще и не через такие испытания прежде, чем уедет отсюда.
Уверяясь в своем решении, Бэрен, собрав своих воинов, вошел в зал, готовясь предстать перед своим первым демоном. Он остановился в центре комнаты, окинув все пристальным взглядом, полностью охватывающим помещение, которое внезапно погрузилось в тишину. И снова удивился, насколько большей эта комната казалась ему раньше. Это место, меньшее, чем он помнил, было чище его собственного зала, и хотя здесь оказалось мало мебели, гобелены, которые привлекали внимание и притягивали взор, покрывали стены зала. Чтобы прервать затянувшееся молчание, Бэрен оглядел немногих людей, стоящих у стены, пока взгляд не упал на Хабарда — старого помощника шерифа. Сморщенный и сгорбленный, седовласый и вроде бы даже не опасный теперь. Тогда отчего же Бэрен почувствовал тревогу, когда этот человек направился к нему? Он весь собрался, его тело мгновенно напряглось, рука молниеносно потянулась к мечу, но Хабард только низко поклонился, будто благоговея перед нынешним высоким положением рыцаря. И вдруг к изумлению последнего разразился слезами.
Пораженный Бэрен сделал шаг вперед, недоумевая, как реагировать на эту ситуацию, пока помощник шерифа не поднял на него свои яркие глаза.
— Только посмотрите на него! Только посмотрите, самый великий рыцарь на всей земле, — сказал Хабард, качая головой, в то время слуги столпились вокруг них, шепча едва слышно. — Клемент гордился бы им.
Гордился бы? Бэрен только сейчас заметил эту специфическую манеру высказывания, когда тишина снова наполнила залу. Он поднял глаза и увидел девушку, стройную, белокурую и очень красивую, она сверкала словно редкий драгоценный камень, возвышаясь над всеми, как те горы, что разрывали своими пиками облака. Лишь тогда, когда бешено стучащее сердце Бэрена немного стало успокаиваться, он понял, что перед ним стоит Женевьева, дочь Клемента.