Пес долго и молча пытался прорваться в изюбриную крепость, но не мог. Звери фыркали, трясли головами, били копытами, от которых он едва успевал увертываться. Не выдержал и залаял.
Метался с лаем сутки, вторые. Будь рядом охотник, он бы услышал лай, и нет для него лучше мишени, чем стоящие на скале изюбры. В какой-то момент пес забыл об осторожности, бросился в проход. Удар копытом сбросил его со скалы.
Изюбры не стали ждать, когда собака снова бросится на них, сорвались с отстойника и убежали в пихтач.
Долго лежал покалеченный пес под скалой. Снег успел подтаять под его боком. Наконец очнулся, поднялся и заскулил от боли, будто кому-то пожаловался. Ныло плечо, правая лапа распухла, и нельзя было на нее наступить. Заковылял на трех, сам не зная куда. Шел, чтобы не замерзнуть, чтобы не погибнуть в тайге. Вышел на тропинку охотника, обнюхал его след, правда, он уже почти выветрился. Однако пес пошел тропой. Шел день, шел ночь, снова наступил день, а пес все шел. Инстинкт вел его к человеку, инстинкт подсказывал, что только там можно найти спасение. Волчий зов уступил место собачьему. И одни ли собаки делают так. Даже изюбры при большой беде идут к человеку, когда смерть смотрит им в глаза.
В тайге стало как-то неприютно. С полудня заметались по небу серые тучи, они низко стлались над сопками, несли с собой что-то страшное, и оно, это страшное, пришло. Пришло с сильным зарядом снега, с воем ветра, со стоном и треском падающих деревьев. Пса качало, пса бросало, ведь он ковылял на трех лапах.
Тропа привела в долину Улахэ. Здесь оставили его силы. Идти он уже не мог. Полз на животе. Надо добраться к человеку. Не дополз. Ветер перемёл тропу, сбил с верной дороги. Пес забрался под корень вывороченного бурей кедра, снег тут же накрыл его, ветер намел сугроб, похоронил собаку.