Бродят теплые соки в жилах деревьев, бродят соки хмельные в жилах людей, пробуждая алые воспоминания. Именно алые, — закроешь глаза, побывав на весеннем солнце, в них — алый пламень.
Нет, не нужно воспоминаний. От них одно беспокойство. Их сладость очень скоро оборачивается горечью. Что толку все озираться назад? Омар, прибравшись, оглядел свой обширный плотно утоптанный двор. Сколько земли пропадает впустую. Лошадей и повозок у него нет и никогда, пожалуй, не будет; предел его мечтаний — купить когда-нибудь верхового крепкого осла для недальних поездок. Ну, это потом, когда-нибудь.
А пока что Омар обзавелся остро отточенной лопатой, мотыгой, кривым садовым ножом. Обнаженный до пояса, с плотными мышцами и втянутым животом, еще крепкий, по-юношески ладный, он изо дня в день копал понемногу твердую землю двора. Загорел. Ему дышалось глубоко и легко. Хорошо спалось. И ячменной водки не нужно. Он пил охлажденный отвар из разных сушеных плодов или кислое молоко, разведенное ключевой студеной водой — питьевую чистую воду ему доставлял водонос.
***
Он натер на ладонях мозоли. И радовался им, как мальчишка, впервые вышедший в поле помочь отцу. За этим добрым занятием и застал поэта, где-то в середине фарвардина,[13] один молодой человек, несмело постучавшийся в калитку.
— Дозвольте, учитель?
— Входи.
— Отнесите на помост, — приказал молодой человек двум носильщикам, пришедшим с ним.
Один втащил завернутую в рогожу баранью жирную тушу, другой с натугой внес большую корчагу.
Держался гость с той скромной уверенностью и приветливой готовностью услужить, из-за которых незнакомый, но почему-то расположенный к тебе человек начинает сразу казаться хорошим знакомым.
Он, пораженный, оглядел взрытую землю, остановил удивленный взгляд на лопате, воткнутой в грядку, и в длинных темных его глазах неопределенно скользнула растерянность.
Омар, недоверчивый, осторожный, надел легкий халат, поправил на помосте подстилку, мягкие валики с кистями на концах. Гостей не встречают вопросами, но Омару некогда чиниться, да и охоты нет к тому.
— Чем могу быть полезен? — пододвинул он чашку с шербетом, едва гость, отпустив носильщиков и сбросив обувь, влез на помост.
Омар заметил, что у пришельца дрогнули ноздри, когда он поднес чашку с шербетом ко рту: нюхает, не вино ли? Не вино, сукин сын! Водичка кисло-сладкая. Шербет. Ведь он-то еще не запрещен?
— Халиль мое имя, — назвался молодой человек. — Я родом из Мерва. Недавно переехали сюда всем семейством, отец мой торгует драгоценными каменьями. Учился я в Мерве, теперь — в здешнем медресе. Но… ваша милость, наверное, знает, какого рода науки тут преподают. Математика — я имею в виду настоящую, высшую, — уже забыта. Я же с детства люблю ее.