– Не угрожай мне, старик! Прошло твое время… Перед князем голову склони. А подойдет обоз – семена свои отдай.
Аскольд покачал головой, сказал спокойно:
– Ничего не дам.
Святополк замахнулся плетью, но в это время конь его вороной, действительно, нал на колени, – что-то Аскольд ему в ухо шепнул. Святополк, не удержавшись в седле, перевалился через голову коня и ткнулся лицом в землю – прямо в борозду, возле самого лемеха. Верно говорят, что если кто относится к врагу с пренебрежением, то враг над тем одерживает верх…
Кто-то из воинов не сдержал смеха; на того Мстислав посмотрел с досадой. Некоторые воины схватились за рукояти мечей – ожидали приказа; молодые горячие – только и думали о том, кому бы кровь пустить; бежали от покоя.
Десятник Корнил побледнел, пристально глядел на князя.
А Мстислав смотрел на Святополка, который возился в борозде, отплевывался, ругался, но, запутавшись одной ногой в стремени, никак не мог подняться. Кто-то из воинов подал ему руку.
Киевлянин высвободился наконец из стремени. Продолжая браниться и отплевываться, он стряхивал землю с ресниц и бровей. Протер глаза, поднял с земли плетку. Но старый Аскольд за запястье его перехватил; прошипел в лицо Святополку:
– Остынь! Не то руку сломаю…
– Я тебя убью! – взвизгнул Святополк.
Он хотел вырвать свою руку, но не мог. Крепко держал пахарь – могучий старик, словно в скалу оказалась вмурована рука Святополка.
В это время князь неприметно кивнул Корнилу. Кивнул и сдвинул брови – указал глазами на старика. Корнил не понял. Он неуверенно положил руку на рукоять меча. И побледнел еще больше. Мстислав опять кивнул, перевел ставшие злыми глаза с меча десятника на старого Аскольда…
Стремительно и коротко взмахнув мечом, Корнил ударил Аскольда в шею – в самое ее основание, возле ключицы, в ямку, темную от пыли. Ударил и вскрикнул; даже не вскрикнул, а скорее выдохнул. Поразил на выдохе – искусно и внезапно, как поражал врага в битве. Кое-кто из молодых воинов даже не сразу понял, что произошло.
Тугой высокой струей брызнула кровь. Князь невольно отпрянул. Кровь залила лицо Святополку. Киевлянин отвернулся и вырвал наконец руку; он достал из-за пазухи платок и промокнул лицо.
Аскольд, пытаясь зажать руками рану, пытаясь унять бьющую фонтаном кровь, безумными глазами смотрел на Корнила. И очень быстро слабел. Мертвенная бледность покрыла лицо старика, стали вздрагивать, подкашиваться колени. Но Аскольд стоял, как стоит порой могучий дуб, пораженный ударом молнии. Кровь хлестала, стекала по загорелой пыльной груди, по рубахе, мокрой от пота, по старым посконным штанам… Промокнув лицо, Святополк с ненавистью и торжеством воззрился на старика. Потом неожиданно ударил его ногой в грудь. Но Аскольд все равно не упал, а только отступил на два шага. Он все еще надеялся остановить кровь, он не верил, что погибает. Хотя уже видно было, что сознание Аскольда затуманилось, – глаза его как бы начали стекленеть; они только что были, как небо, голубые и вдруг стали, как спокойное осеннее озеро, – налились свинцом; это смерть повеяла на глаза.