Жена тут же – через стол – ловко перехватила его ладонь, крепко, и одновременно нежно, сжала своими длинными и сильными пальцами:
– Не дуйся, пожалуйста! Ты у меня – просто чудо. Фээсбэшное такое – чудо! Принять в полевых условиях пятикилограммового богатыря – дорогого стоит…. А почему ты не интересуешься, что у меня? Загордился, что ли? Или разлюбил, злыдень коварный?
– Люблю, Сань! Люблю…. Ну, рассказывай, рассказывай!
– Девочка родилась у Поповых-Браунов. Светленькая такая, милая…. Килограмм пять, наверное, весом. Здоровенькая, крикливая и голосистая….
– Это точно, что голосистая! – Егор кивнул головой в сторону спального отделения, где секунд пять назад зазвучали характерные перепевы. – Певцам знаменитым оперным – фору даст! Как назвали-то?
– А ты угадай – с одного раза!
– Александрой, что ли? Угадал?
– Конечно, угадал! Александрой, Санькой, Шурой, Сашенцией, Сашенькой…. Кстати, уважаемый товарищ заслуженный фээсбэшник, а не хочешь ли ты прогуляться немного?
– Куда это вдруг, моя Небесная принцесса?
– Да в баньку, мой друг, в баньку! Там натоплено хорошо, помоемся, спинку мне потрёшь, ну и …
– Сань, да неудобно как-то!
– Удобно, удобно! Заодно осмотришься, примеришься….
Егор – неожиданно для самого себя – начал заикаться:
– Ч-что это я – д-должен осмотреть? К-к чему это – д-должен примериться?
– Как это – «к чему примериться»? – притворно удивилась Санька. – К рабочему месту, естественно! Мне же рожать через две недели…. Кто у меня будет принимать роды? Кому – единственному и неповторимому – я могу доверить эту наиважнейшую миссию? Что так скромно молчишь, господин славянский супермен? Тебе и доверю! Ты и будешь – роды принимать у меня! Один, и без всяких помощниц! Не спорь, любимый, я так хочу…
Ровно через две недели у четы Леоновых родился, с Божьей помощью, весёлый и здоровый мальчуган – с длинным любопытным носом и совершенно неопределённой расцветкой волос: всё, что около области лба, было покрыто весёлым белёсым пухом, а затылок был густо усеян жёсткими, иссиня-черными волосинками.
– Как же иначе! – мудро и понимающе усмехнулась Санька, увидев сына первый раз, через две минуты после его успешного выхода из материнской утробы. – Настоящий плод искренней и равноправной любви! – присмотрелась повнимательней и обидчиво нахмурилась: – Это же нечестно, Егора! Глаза-то у нашего Платона – твои, тёмно-зелёные.… Нет, чтобы совсем всё поровну: один – тёмно-зелёный, а другой – голубой! Обидно даже…
– Зато, наверное, характером он будет в тебя, – уверил Егор. – Это же просто отлично! – а про себя беззлобно усмехнулся: «Ну, и повезёт кому-то! Не одному же мне всё это безропотно выносить, сносить и терпеть…».