– Ты это серьёзно? – недоверчиво прищурилась Сашенция. – Без приколов и задней мысли?
– Да, что ты, Сашенька, любимая моя? Абсолютно серьёзно!
А второго мая Галина родила девочку. Весом, естественно, примерно в пять кило, с цыганским разрезом карих глаз, но с короткой платиновой чёлкой. Малышку назвали Натальей – в честь безвременно погибшей Наташки Нестеренко, лучшей Галкиной подружки…
И всё бы и ничего – живите, да радуйтесь, славяне! Все дети родились здоровыми и бойкими, у матерей в полных грудях молока было – хоть залейся, никаких постродовых осложнений в женских организмах не наблюдалось. Да и микроклимат в коллективе, опять же, выстроился просто идеальнейшим – на первый взгляд (впрочем, как и на второй и на третий): всеобщая взаимозаменяемость, вовремя подставленное товарищеское плечо, чуткость и горячая, братско-сёстринская (славянская) любовь….
Но мучили Егора нехорошие предчувствия. Днём регулярно мучили, а по ночам ему снились самые настоящие кошмары: высокие зелёные волны, чуть-чуть солоноватые, заливающие пещеру, непонятные люди в пятнистой военной форме, с короткими нездешними автоматами в руках, чьи лица были спрятаны за светло-бежевыми противогазами – с квадратными окошками для глаз – выбегающие стройными рядами из подземного коридора.…А ещё было очень холодно, совсем не по сезону: редко, когда наружная температура поднималась выше нулевой отметки. Медленно тающий, рыхлый жёлто-серый снег лежал вокруг пещеры трёхметровым слоем, даже об охоте и рыбалке пришлось на время забыть…
Как известно всем здравомыслящим людям этой планеты – всех стран, времён и народов: настоящий вещий сон, он – непременно – в руку. Как в том смешном, бородатом и всем нам очень хорошо известном анекдоте….
Седьмого мая, ранним утром, когда короткая стрелка часов – на трофейном швейцарском хронометре – совсем немного не добралась до цифры «шесть», Егор решил ещё раз осмотреть внезапно «умерший» передатчик-излучатель. Зачем – осмотреть? Чёрт его знает! Странная получилась история…. Юный Платон спал в эту ночь на удивление спокойно: часов в десять вечера крепко заправился материнским молоком и не менее крепко уснул, что случалось совсем нечасто. Обычно с вечера аппетит у сына был откровенно неважным. Около часа ночи он непременно просыпался, сперва недовольно хрюкал, а потом начинал громко орать – до тех пор, пока его рот нежно не затыкал щедрый материнский сосок. После этой ночной трапезы Платон просыпался уже часа через два с половиной, мучимый отходящими газами и непреложным желанием – незамедлительно облегчиться.…Поскольку в их славянском племени не наблюдалось ни одноразовых подгузников, ни большого запаса льняных и прочих тканей, то приходилось тут же вставать с лежака и отправляться на внеочередные постирушки.