– Не тыкай мне, морда волосатая! – тут же ощетинилась Галка. – Мы с тобой гусей в полях не пасли и на тюремных нарах вместе не парились! А что до «стервочки», то спорить с тобой не буду. Что есть, то есть…
– Эх, красивая ты баба, Галиночка! – восхищённо покачал головой детина. – Только жалко, что замужняя. А то я бы приударил за тобой, поухаживал бы всерьёз, со всем нашим усердием…
– Уже не замужняя, – жёстко усмехнулась Быстрова. – Вдова я нынче, горемычная и одинокая, никому совсем не нужная…
– Как так?
– А вот так! На днях утонул в болоте мой благоверный, сразу и навсегда.
– Это в корне всё меняет! Придётся – в срочном порядке – вносить некоторые коррективы в своё поведение…
– Может, уважаемый, прекратим Ваньку валять и перейдём непосредственно к делу? – Егор решил прервать эту неуклюжую пикировку. – Наши имена вы уже знаете. Может, представитесь, милостивые государи, в свою очередь?
Здоровяк широко и добродушно улыбнулся:
– А что, можно и представиться, тут никаких особых тайн нет. Вот это, – поочерёдно ткнул корявым пальцем в старших прапорщиков, – вертухаи на нашей зоне – в своём недавнем и позорном прошлом. А нынче – мои преданные и верные подельники, то есть – надёжные помощники на тернистом жизненном пути. Обоих Степанами зовут. Вот этот – Стёпа-жирный, а этот, наоборот, Стёпа-худой. Меня же Пугачом кличут, погоняло такое. На Емельяна я также откликаюсь, и просто – на Емелю. Законник, естественно, был смотрящим на нашей зоне…
– А почему – был? – вкрадчиво поинтересовался Егор. – Ты, вроде, пока абсолютно живой.
Пугач неожиданно почернел лицом:
– Я-то живой, а вот зоны – больше нет. Четыреста двадцать зэков, охраны и обслуги – человек шестьдесят, все завернули ласты и дали дуба…. Мы-то в подвальном помещении находились: я в карцере благополучно отдыхал – по гнусному доносу о предстоящем побеге, другие зэки столярничали в цеху, вертухаи – вертухаяли, как им и полагалось по их сучьей должности.… Потом рвануло, по ушам шандарахнуло знатно, все сознание потеряли…. Очнулся я, а одна стенка карцера обвалилась полностью, путь свободен. В коридорном тупичке оба Степана валялись без чувств. Забрал я у них оружие, связал крепко, пошёл по лестнице наверх – узнать как там и что. Лучше бы вовсе не ходил.…Только трупы валялись повсюду. Странные такие: светло-серые, словно бы стеклянные, сапогом тронешь легонько – в пыль рассыпаются…, – Емельян помотал из стороны в сторону лохматой башкой, словно отгоняя эти неприятные воспоминания, и потерянно замолчал, устало прикрыв глаза.