– Погоди, дочка, – усмехнулся приблизившийся знахарь, – ты совсем уж из дитяти чурку не делай. Пусть ходит, говорит, бегает, но…… – Тут старик повернул к себе голову пса и строго закончил: – Только в пределах той комнаты, где она будет жить. Из комнаты девочку не выпускать, понял? – Тихое ворчание, похожее на утвердительное. – Вот и хорошо. А теперь отойди в сторонку, я ворота открою.
Пес послушно отошел к забору, а я вернулась в машину и села за руль. Ника по-прежнему спала, и очень крепко. Надеюсь, с дозировкой снотворного я не перестаралась.
Запарковав джип в дальнем углу двора, я вышла и открыла заднюю дверцу, намереваясь взять дочку на руки, но дед Тихон мягко оттеснил меня в сторону:
– Дай-ка я, мне сподручней будет.
– Ничего, она не тяжелая, – попробовала я поерепениться. Или покочевряжиться?
– Цыц! Тут я хозяин! – Старик, конечно, улыбался, но его глаза, сосредоточенно-серьезные, выдавали совсем нешуточное напряжение. – Давай, дочка, договоримся. С этой минуты ты будешь у меня, так сказать, на подхвате. Делать только то, что я скажу, никаких «я сама, я хочу». Я твой шальной характер немного изучил, ты поперед делаешь, а потом думаешь. А нынче так не получится, уж больно беда велика. Заруби себе на носу: залетит какая идея в твою голову – не кидайся ее сразу выполнять, со мной сначала посоветуйся, поняла?
– Поняла, поняла, – проворчала я, отходя в сторону. – И все равно ничего на носу рубить не буду, а то ненароком отрублю себе нос, а Лешка подумает, что он от дурной болезни отгнил. А я…
– Вот же болботуха, – прокряхтел старик, склоняясь над Никой. – Знамо дело, язык без костей.
– Ага, а у вас в языке хребет имеется, – нервная словесная диарея продолжалась.
Я боялась, что не заткнусь еще долго, но грозное: «Цыть, я сказал!» – оказалось очень даже эффективной затычкой.
Знахарь осторожно поднял Нику, прижал кроху к груди и жалостливо покачал головой, глядя на осунувшееся личико.
– Бедолажка ты моя маленькая! Вижу, трудненько тебе пришлось, совсем колдун окаянный тебя измотал. Ну да ничего, мы ему, супостату, спуску теперь не дадим! Я комнату, где вы жить будете, святой водицей окропил, свечи церковные зажег, окна и двери молитвами запечатал. Никакая нечисть отныне и сюда не проникнет, и отсюда не выйдет. Ну, пойдем в дом.
И он медленно, словно преодолевая сопротивление воздуха, направился к крыльцу.
За ним тащила сумки я, замыкал шествие ощетинившийся, натянутый, словно струна, Май.
Пес не отрываясь смотрел на спящую девочку, но злобного красного свечения в его глазах больше не было.