И на холодно улыбавшуюся дочь.
Катерина обессиленно опустилась на кухонный диванчик. Ее лицо залито слезами и искажено страшной мукой. Она что-то кричит, раскачиваясь и прижимая ладони к щекам.
Что кричит, почему, зачем – не понимаю. Не слышу. Не хочу слышать.
Ника подошла ко мне почти вплотную и, задрав голову, внимательно всматривалась в мое лицо. И холодная улыбка сменилась торжествующе-победной. Она что-то проговорила, обращаясь ко мне, но ответной реакции не дождалась.
Малышка раздраженно топнула ножкой, сжала кулачки и заорала.
Теперь на кухне кричали дуэтом. И чего это они?
Господи, больно-то как! Я судорожно сжала ладонями виски, пытаясь унять корчившийся в конвульсиях нерв. Стало только хуже, меня буквально швырнуло на пол.
Сколько я там пролежала в позе зародыша, не знаю. Может, минуту, а может – час. Из бездонного болота боли меня вытянул монотонный звук, сопровождавшийся вибрацией в боку. Сначала тихий, доносившийся словно издалека, из другой, немыслимо счастливой жизни, он становился все громче, хлестал меня по щекам, тормошил бок, возвращал из ниоткуда.
Но… но с этого телефона мне некому звонить, ведь самолет, в котором летел владелец телефона, он же… разбился?!
Я трясущимися руками вытащила из кармана халата подпрыгивающий от нетерпения телефон и, боясь поверить в невозможное, посмотрела на экранчик аппарата.
Не бойтесь, верьте в невозможное!
Я нажала кнопку ответа, и пространство вокруг заискрилось, наполнившись родным, ЖИВЫМ, громко орущим голосом мужа:
– Ты слышишь меня, родная, слышишь?! Почему ты молчишь?! Не молчи! Я жив, жив, не плачь!
– С чего ты взял, что я плачу? – прошептала я. – Я не плачу, я умерла. Знаешь, было очень больно, но зато теперь я могу с тобой разговаривать.
– Зайцерыб, прекрати немедленно!!! Я лично умирать не собираюсь и тебе не дам.
– Но ведь в новостях сказали… – Я подволокла замусоленную тряпичную куклу «Аннушка» к стене и попыталась более-менее устойчиво усадить ее, не позволяя заваливаться на бок.
– Да, самолет, в котором мы должны были лететь, действительно разбился, но нас там не было. Улетел только наш багаж.
– Господи, Лешка! – Вот теперь я плачу, невыразимое облегчение выплеснулось потоком слез.
– Вернусь – в церковь пойду, – тихо проговорил муж. – Ведь мы уже прошли регистрацию, сдали багаж и направлялись на паспортный контроль. Как вдруг выяснилось, что организаторы концертного тура что-то напутали и наш концерт в Хабаровске должен состояться завтра, а сегодня нас ждут на закрытом мероприятии главы краевой администрации. Я, разумеется, возмутился и ехать на этот корпоративчик отказался, тем более что все концертные костюмы вместе с багажом уже грузили в самолет. Но перепуганные до обморока организаторы так запаниковали, что мне стало их жалко. Ведь после подобного ляпа ребят попросят из концертного бизнеса с черной меткой. В общем, пришлось согласиться, команда моя тоже особо не возражала, и мы остались, – Лешкин голос дрогнул, – в аэропорту и в жизни.