– Ненавижу! – проскрипел над ухом все тот же утробный голос. – Сколько же можно вас убивать? Я ведь не смогу сделать нового Баку, девчонка мне не позволит! А может, он и не понадобится, я уже достаточно силен, чтобы лично нанести вам визит.
– Кто это говорит там? – растерянно произнес Лешка.
– Ника.… – Я с ужасом смотрела на чудовищно искаженное личико дочери.
– Не может быть, это ведь не ее голос! Кто там у вас? – голос мужа неожиданно напрягся. – Мне кажется, я уже слышал этот голос.
– Анечка! – До Катерины, похоже, только сейчас начал доходить смысл происходящего. Она сжала в руках кухонное полотенце, которым вытирала слезы, и с недоверчивой мольбой посмотрела на меня. – Ты с кем разговариваешь?
– С Лешей, – через силу улыбнулась я, стараясь не смотреть на чужой злобный оскал, уродовавший родную дочкину мордашку. – Он жив, он не сел в тот самолет.
– Лешенька! – полувскрик-полурыдание. – Мальчик мой! Живой!
– Дай Катерине трубочку, – сдавленно проговорил муж.
– Поговори с ним сама, – я протянула телефон домоправительнице.
Баба Катя, расплываясь в счастливой улыбке, выхватила у меня аппаратик и зачастила взахлеб, охая, ахая и шумно сморкаясь все в то же многострадальное полотенце.
А я… Я протянула руку к стоявшей напротив девочке с чужим лицом и дотронулась до бледной щечки.
– Солнышко мое родное, держись! Что бы ни случилось – мама с тобой. Во всем и всегда. Вместе мы справимся, вот увидишь. Иди ко мне!
– Нет! – прохрипела Ника, дернувшись от моего прикосновения, как от удара током. – Не лезь! Ты уже помешала однажды! Когда же ты сдохнешь! Ненавижу! Сдохни! Сдохни!
– Ника! – Катерина ошарашенно смотрела на сотрясавшуюся все сильнее и сильнее малышку. – Что ты говоришь такое? Опомнись!
– Заткнись, старая дура! – Голос девочки все меньше напоминал человеческий, превращаясь в звериный рык.
– Да как же это? – Бедная баба Катя с ужасом попятилась от выгибавшейся дугой Ники. Телефон, из которого рвался Лешкин крик, упал на паркет. – Да что же это? Аннушка, что с нашей девочкой? Она словно дьяволом одержима!
Ох, милая Катерина, боюсь, ты чудовищно права.
Я подняла телефон:
– Лешка, возвращайся, срочно! Мне кажется, ничего еще не кончилось.
– О чем ты? – выдохнул муж.
– Это Дюбуа.
– Нет!!! Он же умер!
– Приезжай. – Я нажала кнопку отбоя.
И схватила, прижала к груди бьющееся в судорогах тельце дочери. Ника рычала, хрипела, вырываясь изо всех сил, голова ее запрокинулась, глаза закатились, сердечко билось все быстрее и быстрее. Справляться одновременно и с ней, и с подступающим к горлу удушающим страхом за ее жизнь становилось все труднее.