– И вы, значит, говорите, – уточнил я, хотя и понял уже, что можно не уточнять. – Что не видели там, у лифта, когда вы появились, никого похожего на меня… Мисс Кент усиленно замотала головой.
– Нет! Потом, немного подумав, добавила:
– Я не помню… Я помню, как провела ночь в сарае у того… торговца. Там были разные женщины… Много. Я тогда не поняла, что это означает… Но их ведь тоже должны были выставить на продажу?
– Угу…
Скорей всего. Хотя я, понятное дело, не знаток в этом вопросе. Куда более странно, что почтенный купец решил отчего-то продать экзотическую рабыню немедленно здесь же – в Терете. Почему? Странно вообще-то по всем раскладам, если подумать… Стоит, пожалуй, навестить этого негоцианта…
– Но это же чудовищно! – возмущенно воскликнула гражданка самой демократичной страны. – И вы такое терпите?! Я терплю? Чего? Я так и спросил.
– Рабство! Как может в наше время цивилизованный джентльмен относиться к рабству?! Или вы, русские, этого не понимаете?! О, господи…
– Ну так отмените его. Указом. Всеобщим. А я посмотрю, как у вас это получится. Ответом мне были большие глаза, полные непонимания. Мать моя Родина!…
– Я что – Авраам Линкольн? Или император Александр II Освободитель? Или, на худой конец, Никита Сергеевич Хрущев? Как я это сделаю? Здесь не Земля. Здесь совершенно другая планета, пребывающая в средневековье. Понятия ЛИЧНОСТИ тут вообще не существует! Как и никакого Habeas corpus. Рабство здесь можно отменить только поголовно уничтожив все население! Мне что – так и поступить?
Не спорь с женщиной. Никогда не спорь с женщиной! И уж тем более не спорь – если эта женщина твоя рабыня…
Мы, наверное, не меньше получаса препирались. Причем без всякого результата. Спор слепого с глухим. У бедной Элли не хватало ума сообразить, что в этом мире приравнивание человека к вещи пока неотменимо в принципе. Хотя, в общих чертах, в тутошних краях наступил уже феодализм и рабовладение как общественный строй будет со временем уходить в прошлое. А у меня не хватало специальной подготовки, чтобы на пальцах объяснить разницу между современной и средневековой психологией. Да еще отягченной магическими суевериями по самое немогу… Одним словом – пообщались.
Худо-бедно понимавший «по-американски» Морозов сам в нашу перепалку не вмешивался. Но это не мешало ему наслаждаться от всей души, мерзко хихикая в самых пикантных на его взгляд моментах.
Мне это, понятно, удовольствия не доставляло. И неизвестно, чем бы вся эта дискуссия закончилась, но тут в дверь постучали, и явился гостиничный слуга, сообщивший, что меня спрашивает какой-то торговый магистр Бусола, с которым по его словам я, якобы договаривался сегодня встретиться…