Гусев не только чрезвычайно, сверхпредставимо смел в описании интимных нюансов своих взаимоотношений с упомянутым выше Олеником. Он еще и честен. Он не строит из себя мифологического Приапа, а излагает всё, как было, видимо, на самом деле.
Я целую ей пятки
Ну и пальчики ног.
Целовал без оглядки
Все что мог и не мог.
Плечи, задик и польчиЧки (убей меня Бог, если я хотя бы догадываюсь, что за часть женского тела тут имеется в виду.— Е.П.);
Сиси, ножечки мня…
М-да... Профессор, снимите очки-велосипед! И отвечайте, как на духу: ваше "мня" — это деепричастие от какого глагола: "мять" или "мнить"?
Но — мня-мням! — забирает. Читая, невольно можешь почувствовать себя героиней тупого попсового шлягера "Ты целуй меня везде, я ведь взрослая уже". Однако, если представишь, что у тебя всё описанное выше — в профессорской слюне… ну, да ладно, мы тут о поэзии.
В этом отрывке поэт-сисечник виртуозно объединяет свою поэтическую и свою эротическую манеры, то есть работает языком сразу в двух смыслах. Это признак настоящего мастерства, которое... Ну, сами знаете.
И теперь последнее. Чем заканчивает Гусев свою книгу?
Всё терплю я
По рангам героя…
А ведь и правда, если перелистать "сии трагические листы", согласишься — герой. Еще какой герой. Герой-любовник. А если серьезно, нужно воистину быть очень смелым человеком, чтобы такие тексты делать достоянием гласности.
Виктор ШИРОКОВ СОЮЗ ДУШЕВНЫХ СТРУН
Новая подборка моих переводов на самом-то деле относится к середине 60-х годов прошлого века. Мне было двадцать лет, я почти заканчивал медицинский институт, много занимался английским языком (ежедневно) в спецгруппе, в которую входил еще один юноша с моего курса и то ли трое, то ли четверо студентов с предыдущего курса. Всех нас готовили на работу за границей, и, кажется, никому это так и не удалось.
Через год после окончания вуза меня выдернули, несмотря на "броню", из спецординатуры и на два года призвали в армию. Что ж, не надо было читать самиздат, общаться с пермскими диссидентами, находиться "под комитетским колпаком". Кроме меня в СА загремели мои пермские приятели того времени, ныне известные писатели Анатолий Королев и Леонид Юзефович. Первый был на год меня моложе, второй — на два. Оба учились в местном университете. Но их "пасли" куда как круче, ходили по пятам "топтуны", устрашая откровенной слежкой.
Для них дело кончилось тоже относительно спокойно. А кое-кого засудили и отослали в ГУЛАГ. Об этом — до сих пор не опубликованный роман мой "В другое время, в другом месте".