— Снятые с пузырька с клеем отпечатки мы сравнили с вашими, полученными во время беседы в ОРУДе. Вы, может быть, помните, Алексей Иванович, что, когда я вас попросил сесть написать объяснение, вам пришлось переставить графин с водой. На нем-то мы и обнаружили следы ваших пальчиков.
Надежда выходила из Алексея, как воздух из продырявленного баллона. Он ссутулился, как-то весь осел, с трудом несколько раз проглотил слюну. Стена, кругом стена, и даже окно перед ним и то в решетке. Выследили все-таки, вынюхали, перехитрили. Алексею стало невыносимо жаль себя. Так не повезло… Нет, чтобы Игорь выкинул эти проклятые краски, клей, проследить за ним, и не было бы этих стен вокруг, и все было бы чин чинарем, и жизнь была бы прекрасна и удивительна.
— Ну-с, Алексей Иванович, вернемся к первому вопросу. Итак, чья была идея всей операции? Ваша или Павла Антоновича Польских?
Алексею почудилось, что майор хочет ему как бы подсказать, что он ожидает услышать имя Польских, что он вовсе не считает Алексея таким уж страшным преступником. «И сразу нужно было сказать на Польских», — подумал он.
— Павла Антоновича, — сказал Алексей, и сразу ему стало легче и спокойнее, будто своим ответом проколол какой-то нарыв.
— Ну вот это уже лучше, — сказал майор. — Будем считать, что с первым вопросом пока все. Перейдем, с вашего разрешения, ко второму. Для чего вы ездили двадцать пятого октября к вашей теще?
Стул из-под Алексея начал стремительно уходить куда-то вниз, и он судорожно схватился за край стола, чтобы не упасть. Удар был неожиданным, нанесенным как раз в тот момент, когда он меньше всего ждал его. Он глотнул воздух широко открытым ртом и пробормотал:
— Проведать, давно не был.
— Прекрасно. И, беспокоясь о ее здоровье, вы решили, очевидно, проверить коробочку из-под конфет: как там она, Прасковья Дмитриевна, расходует снотворное, не злоупотребляет ли. Ну и на всякий случай прихватили с собой все содержимое коробки. Еще бы, предстояла серьезная работа: нужно было убить молодого, двадцатитрехлетнего парня, вашего же соучастника. — Теперь уже майор говорил совсем по-другому, и куда только делась его улыбка! В голосе звенел металл. Чужой, чужой, ничего между ними нет общего, ничего их не связывает, будто разные они совсем существа, и нет больше надежды. Раздавят, скомкают. Ах. Леша, Леша, ошибся, попался… Глупо так попался!.. «А на кладбище все спокойненько, все культурненько и пристойненько…»
— Нет! — крикнул Алексей. — Ничего не знаю, никого я не убивал!
— Может быть, вы просто запамятовали, Алексей Иванович, как сыпали порошок в стакан с водкой, как доливали томатный сок… Ничего не скажешь, ловко придумано…