– Так тогда и наш Джон тоже баронета получит, он же тоже чеченочку пригрел, – хохотнул Тэш.
– И я что, этот… саважефил? – спросил Джон.
– А то! – почти хором пропели все.
Айсет и не знала – обижаться или нет? Юмор у них такой…
Жесткий.
Они тут со всеми так.
И по правилам их английской игры просто надо было быстро реагировать и, отбивая, перебрасывать мяч на сторону партнера.
– Вы забываете, что в обоюдном процессе не вы имеете дикарей, а дикари имеют вас, – сказала Айсет.
– Ай да Ай-сет! – воскликнул Дикки, – настоящая Ай-сет-даун![1]
– Скорее, Ай-сет-ап[2], – гордо сказала Айсет.
Новости и реклама кончились.
Футболисты в белом снова бросились в свои бесполезные атаки.
Лысый француз с наглым высокомерием легко брал мяч и длинными, гибкими, словно плети, руками, выбрасывал его аж на центр поля прямо в ноги своим полузащитникам.
Стадион ревел.
Через пять минут манкуриане забили еще один гол.
– Дикки, выключай телевизор, это позор смотреть такую игру, это соучастие в кровавой бойне, это избиение младенцев, я не хочу этого видеть, – заорал Джон.
– Джентльмены, по случаю надвигающегося траура по одной выпивке за счет заведения, – сказал Дикки, беря с полки бутылку «Джонни Уокера».
– Хитрый Дикки, – ехидно заметил Тэш, – бармен понимает, что надвигается пьянка, и провоцирует ее начало крепким алкоголем.
– А я и не скрываю, – простодушно согласился Дикки, двигая стаканчики по полированной поверхности стойки.
Тэш был прав.
Все напились.
И когда в одиннадцать Дикки по древнему закону королевства объявил, что именем Ее Величества паб закрывается, Джон и иные его приятели уже успели по два-три раза сходить в туалет поблевать.
Пиво с виски… Какая дрянь!
А еще говорят о дикарях. Кто из них большие дикари? Это она, Айсет, саважефилией страдает, а не Джон. Это она английского дикаря полюбила, а не он – чеченскую дикарку. Мусаев, хоть и бандит с большой дороги, в этом она согласна с ребятами, но он до тошноты не напивается…
Айсет усмехнулась своим невеселым мыслям и потащила… Буквально потащила Джона домой.
Кэбмэн сочувственно цокнул языком:
– Что, «канониры» опять продули, мисс?
До угла Оулд Кент-роуд и Пэйдж-уок, где у Джона квартира, доехали за десять минут. Час поздний, пробок уже нет – рассосались, да их наверняка и не было – все футбол смотрели по пабам и по домам.
Джон заснул. Вот свинья!
Кэбмэн сочувственно хмыкнул. Айсет дала ему десять фунтов вместо пяти по счетчику.
Водитель вылез со своего переднего сиденья и помог вытащить Джона.
– Веселых выходных, мэм, – сказал он на прощанье, прикладывая ладонь к козырьку.