– Кокетка! – невольно вырвалось у него, раздосадованного доступной для всех красотой miss Black eyes.
– А вы – завистник, – выпалила Катя, отводя за спину тяжелые черные волосы. – Вам завидно, что я выиграла пуд конфект. О, не переживайте, я вас обязательно угощу!
– Я не ем конфект, – соврал Мишель, сжимая за спиной свои ладони. Руки так и тянулись приласкать черный водопад, струящийся по белым фарфоровым плечам. – Конфекты – сущий вздор!
– Не надо лукавить! Все дети любят сладкое!
Ласковый взгляд, шаловливая улыбка на ее устах.
Право же, взяла бы лучше нож и зарезала. Ей это никакого труда не составило бы!
Да, Катя старше на два года. И ездит на балы, а там танцует мазурку с кавалерами. Но... зачем же все время подчеркивать, что он в ее глазах – сущий ребенок?! Ведь он и Пушкина знает, и Байрона, и Ламартина...
«Игра стала жизнью моей, – грустно усмехнулся Мишель, вглядываясь в сумрак аллеи. Увы, желанной Кати все не было. А как хотелось скорее показать ей стихи! – Я больше не притворяюсь влюбленным. Я люблю. Ее глаза сводят меня с ума, все, что угодно готов отдать, лишь бы смотрели они с ласкою и теплотой. Неожиданно для меня самого чувства мои к ней сделались очень серьезными...»
... Москва ошеломляла. Огромная, наполненная каретами, лавками, лепечущими модными барышнями, перезвоном церковных колоколов, криками возниц и приказчиков...
На Молчановке бабушка сняла просторную светлую квартиру.
Зачарованный, бродил Мишель по комнатам и радостно повторял:
– Ici rien ne sera pareil. Evidemment, une vie complètement diffèrente commencera![9]
Елизавета Алексеевна беспокоилась: а как станется со здоровьем, без прогулок – то без деревенского воздуха? Переживала и за экзамены в университетский пансион.
Напрасно! Зачислили после экзаменовки сразу же в четвертый класс! А прогулки, детские забавы, возня с товарищами... Какая во всем этом надобность, если сердце полно любовью, которая выплескивается в стихи.
Еще не Пушкин, и пусть не Байрон – однако Бог даст, из брошенных в сердце волею провидения семян поэзии вырастут настоящие стихотворения.
Только вот... жадное, весьма жадное ненасытное сердце... Любовь ему нужнее, чем воздух, оно готово любить всех, вся. Наталья Иванова, Варенька Лопухина, иные, прочие. Иногда наполняющая грудь любовь даже имен не знает, только слышит звенящие голоса, видит тонкие талии да спадающие волнами на точеные плечи локоны... Из этих барышень, чудо каких пригожих, скучающих в гостиных, поющих романсы, отказывающих в танце... Средь них так сложно выбрать одну. И нужно ли? Наверное, придется – поэту необходима прекрасная и единственная муза.