— По-моему, доктор Линд из тех людей, кто любит одним выстрелом убить двух зайцев, — продолжила мадемуазель. — Когда мы бежали тем ужасным подземным ходом, он по-немецки сказал своим людям — уже после того, как вы крикнули ему про обмен: «У меня в Москве ещё четыре дела: бриллиант, Фандорин, принц Симон и этот иуда Карр». Таким образом, я полагаю, Эраст, что ваше предположение относительно игры в ревность неверно. Линд и в самом деле оскорблён изменой своего любовника. А что до вчерашней катастрофы, то вероятнее всего, она преследовала и другую цель: поквитаться с московским генерал-губернатором. Если бы Линд хотел просто скрыться, он бы выдумал что-нибудь менее сложное и рискованное. Его ведь и самого могли растоптать в давке.
— Вы очень умная женщина, мадемуазель, — с серьёзным видом сказал Эраст Петрович. — Так вы полагаете, что жизнь любителя крашеных гвоздик в опасности?
— Безусловно. Линд не из тех людей, кто отступает или прощает. Неудачи лишь разогреют кипящую в нем ненависть. Знаете, у меня создалось ощущение, что гомосексуализму эти люди придают какое-то особенное, почти мистическое значение. Линдовы головорезы не просто боялись или уважали своего главаря. Мне показалось, что они в него влюблены — если здесь уместно это слово. Линд вроде султана в гареме, только вместо одалисок его окружают воры и убийцы. Думаю, насчёт мистера Карра вы были правы — для Линда он вроде болонки или левретки, совмещение полезного с приятным. Я уверена, что доктор ему не спустит измены.
— Значит, Карра нужно выручать. — Фандорин положил на стол скомканную салфетку и поднялся. — Эмилия, мы отправим вас в Эрмитаж, и вы предупредите англичанина об опасности.
— Вы предлагаете мне явиться во дворец замотанной в эту тряпку? — негодующе воскликнула мадемуазель. — Ни за что! Лучше уж вернуться в погреб!
Эраст Петрович озадаченно потёр подбородок.
— В самом деле. Я об этом не подумал. Зюкин, вы п-понимаете что-нибудь в дамских платьях, шляпках, туфлях и всём таком?
— Совсем немного, — признался я.
— А я и того меньше. Но делать нечего. Дадим Эмилии возможность совершить утренний т-туалет, а сами тем временем наведаемся на Мясницкую, в магазины. Что-нибудь купим. Эмилия, вы доверитесь нашему вкусу?
Мадемуазель прижала руку к груди:
— Вам, мои дохогие господа, я довехяю во всиом.
* * *
У Мясницких ворот мы остановились, в нерешительности оглядывая вывески магазинов готового платья.
— Как вам вон тот? — показал Фандорин на зеркальную витрину с надписью «Последние парижские моды». — Раз п-парижские, то, верно, хорошие?