Я открыл глаза и тут же зажмурился от ярчайшего солнца, очевидно, только сию секунду достигшего моего лица.
Последние перекаты химерического восторга немедленно сменились испугом: судя по тому, как высоко в небе стоял сияющий диск, время было позднее. Во всяком случае, час завтрака наверняка уже миновал.
Я охнул, вскочил на ноги и лишь теперь вспомнил, что все ещё освобождён от хозяйственных обязанностей — ими временно занимается Сомов. А затем, прислушавшись, обратил внимание на то, как тихо в доме.
Ну да, разумеется. Все легли так поздно, что, судя по всему, никто ещё не вставал.
Умывшись и освежив одежду, я прошёл по службам и убедился, что слуги во всяком случае не спят и стол к завтраку уже накрыт.
Вышел во двор проверить, готовы ли экипажи к выезду, а заодно завернул и в сад — нарвать тюльпанов для Ксении Георгиевны и анютиных глазок для мадемуазель Деклик.
На лужайке мне повстречался господин Фандорин. Вернее, я увидел его первым и безотчётно спрятался за дерево.
Эраст Петрович снял белую рубашку, сделал руками какие-то мудрёные движения и вдруг, подпрыгнув, повис на нижней ветке раскидистого клёна. Немного покачался и стал выделывать нечто совершенно фантастическое: перелетать с ветки на ветку, ловко перебирая руками. Подобным манером он совершил полный оборот вокруг клёна и проделал ту же процедуру ещё раз.
Я не мог оторвать глаз от его поджарого, мускулистого тела, испытывая жгучее, совершенно несвойственное мне чувство клокочущей и бессильной ярости. О, если б я был колдуном, я немедленно превратил бы этого человека в какую-нибудь обезьяну — пусть тогда скакал бы себе по деревьям сколько захочет.
Сделав усилие, я отвернулся и заметил, как в одном из окон первого этажа откинулась штора. Кажется, это была комната мистера Карра. Тут же я разглядел и самого англичанина. Он неотрывно смотрел на фандоринскую гимнастику: губа закушена, пальцы ласкающим движением гладят стекло, и выражение лица самое мечтательное.
* * *
День, начавшийся так поздно, тянулся с мучительной неторопливостью. Я пробовал занять себя заботами по дому и подготовкой к грядущим приёмам, раутам и церемониям, но вскоре отказался от всех ответственных дел, ибо ими нужно заниматься всерьёз и с полной сосредоточенностью, а мои мысли были бесконечно далеки от обсуждения меню, полировки столового серебра и проветривания парадных мундиров и платий.
Мне так и не удалось перемолвиться словом с мадемуазель, потому что с ней неотлучно находился Карнович. Всё что-то втолковывал ей по поводу очередной встречи с похитителями, а в два часа пополудни гувернантку посадили в экипаж и увезли — я только видел со спины, как она, высоко подняв голову, спускается по ступеням крыльца. В руке сумочка, а там, надо полагать — Малый бриллиантовый букет, прекрасное произведение работы лейб-ювелира Пфистера.