В общем, оба индейца были чудо как хороши.
* * *
Анисий, доселе не избалованный вниманием прекрасного пола, совсем одеревенел — такой вокруг него собрался цветник. Барышни щебетали, без стеснения обсуждая детали его туалета, а одна, премиленькая грузинская княжна Софико Чхартишвили, даже назвала Тюльпанова «хорошеньким арапчиком». Еще очень часто звучало слово «бедняжечка», от которого Анисий густо краснел (слава Богу, под ореховой мазью было не видно).
Но чтоб было понятно про ореховую мазь и «бедняжечку», придется вернуться на несколько часов назад, к тому моменту, когда Ахмад-хан и его верный секретарь готовились к первому выходу в свет.
Эраст Петрович, уже при смоляной бороде, но еще в домашнем халате, гримировал Анисия сам. Сначала взял какой-то пузырек с темно-шоколадной жидкостью. Пояснил — настой бразильского ореха. Втер густое пахучее масло в кожу лица, в уши, в веки. Потом приклеил густую бороду, отодрал. Прицепил другую, вроде козлиной, но тоже забраковал.
— Нет, Тюльпанов, мусульманина из вас не п-получается, — констатировал шеф. — Поторопился я с Тарик-беем. Надо было вас индусом объявить. Каким-нибудь Чандрагуптой.
— А можно мне один мусташ, без бороды? — спросил Анисий, давно мечтавший об усах, которые у него росли как-то неубедительно, пучками.
— Не полагается. По восточному этикету это для секретаря слишком большое щегольство. — Фандорин повертел анисиеву голову влево, вправо и заявил. — Ничего не поделаешь, придется сделать вас евнухом.
Подбавил желтой мази, стал втирать в щеки и под подбородком — «чтоб кожу разрыхлить и в складочку собрать». Осмотрел результат и теперь остался доволен:
— Настоящий евнух. То, что нужно.
Но на этом испытания Тюльпанова не закончились.
— Раз вы у нас мусульманин — волосы долой, — приговорил надворный советник.
Анисий, сраженный превращением в евнуха, обритие головы снес безропотно. Брил Маса — ловко, острейшим японским кинжалом. Эраст Петрович намазал коричневой дрянью голый анисиев череп и сообщил:
— Сверкает, как п-пушечное ядро.
Поколдовал с кисточкой над бровями. Глаза одобрил: карие и слегка раскосые, в самый раз.
Заставил надеть широченные шелковые штаны, какую-то узорчатую кацавейку, потом халат, на лысую макушку и злосчастные уши нахлобучил тюрбан.
Медленно, на негнущихся ногах подошел Анисий к зеркалу, ожидая увидеть нечто чудовищное — и был приятно поражен: из бронзовой рамы на него смотрел живописный мавр — ни тебе прыщей, ни оттопыренных ушей. Жаль, нельзя всегда таким по Москве ходить.
— Готово, — сказал Фандорин. — Только намажьте мазью руки и шею. Да щиколотки не забудьте — вам ведь в шлепанцах ходить.