А это, подумал Гарроуэй, составит кругленькую сумму. Он быстро подсчитал в уме. Да, весьма неплохую… Как у капрала с выслугой более трех субъективных лет, его оклад составлял 1724, 80 новых долларов в месяц. Пятьдесят процентов от этой суммы — дополнительно 862 новых долларов в месяц плюс доплаты. То есть плюс доплата за риск, командировочные за длительное пребывание в космосе, оплата вахт и боевые…
Он даже мысленно присвистнул и спросил себя, не превращают ли такие деньги морских пехотинцев в современных наемников, оснащенных высокотехнологичным оружием.
— Ком, имеется в виду объективное или субъективное время? — спросил кто-то.
— Да, ком! — добавил со смехом другой морпех. — Это действительно разные вещи!
— Только субъективное время, точно так же как и ваша базовая зарплата. — В ответ прозвучали разочарованные возгласы. — Как же! — добавил Дюнн. — Просто ужасно, что правительство не платит вам за то время, что вы проспали в киберсне! Они не платят вам за время, которое не сжимается, пока вы летите!
— Еще вопросы будут? — Больше вопросов не было. — Свободны, — сказал Дюнн, выходя и давая возможность морским пехотинцам обсудить новости.
Еще недавно сержант, а теперь старший сержант Хьюстон и капрал, а ныне сержант Мэгг Кавако чувствовали, что приказ всем морским пехотинцам лететь к Сириусу без отбора добровольцев — неправильный. Большинство, однако, нарисованная перспектива вдохновила, отчасти благодаря дополнительной оплате, но в основном из-за явного отчуждения, которое многие из них почувствовали к новой земной жизни. Те немногие, кто получил увольнительные в прошедшие несколько дней, возвратились с не слишком-то веселыми новостями и о планете, и о ее обитателях. Проклятие, Дюнн прав. Северная Америка изменилась далеко не в лучшую сторону.
Многие из местных обычаев, о которых не упомянул Дюнн, морские пехотинцы постоянно обсуждали в своей компании в течение нескольких прошедших дней.
Но не только изменившийся язык, странные новые религии и философия или постоянно мелькавшие в разговорах словечки «нумнум», «вставить» или «торчать» оставались для них непонятными. Когда же все это началось?
Еще одной проблемой была политика. Голоса, призывающие к расчленению страны, звучали громче, чем когда бы то ни было. «Ацтлантисты» требовали независимости еще задолго до того, как Гарроуэй появился на свет, но теперь в некоторых латиноамериканских трущобах Лос-Анджелеса, а также в пограничных районах Южной Калифорнии, Аризоны, Нью-Мексико и Техаса бурная полемика уступила место открытой войне. По мере того как канадские зимы становились все суровее, все более усиливалось и противостояние с квебекцами-франкофонами. Их притязания на запад штата Пенсильвания и долины штата Огайо были еще менее обоснованными, чем притязания «ацтлантистов», так в этом случае речь шла не о Соединенных Штатах Америки, а о Британской империи, которая захватила эти территории еще в войнах с французами и индейцами. Однако и это будоражило общественное мнение и часто становилось центром внимания СМИ.