— Мне говорили, будто она умерла в детстве. Я никогда не имел дела ни с ней, ни с ее матерью. Это естественно. Она же, блядь такая, обвинила меня в изнасиловании!
— А как у тебя в роду с детской смертностью, может, знаешь? — спросил Эйнар.
— При чем тут это?
— У тебя родственники умирали в детстве?
— Что ты несешь?
— Хорошо, я знаю. Таких случаев в одном только этом веке было несколько. Для начала возьмем твою сестру…
Хольберг круглыми глазами уставился на Эйнара:
— Откуда ты знаешь? Как?..
— А потом был твой брат, на двадцать лет старше тебя, умер пятнадцать лет назад. У него была дочь, умерла в детстве, в 1941 году. Тебе тогда было одиннадцать лет. У твоих родителей было всего двое детей, ты и твой брат, с вот такой огромной разницей.
Хольберг молчал, Эйнар продолжил:
— Болезнь должна была умереть вместе с тобой. Ты должен был остаться последним носителем. Последним из рода. Умереть бездетным, неженатым. Но ты, подонок этакий, выбрал карьеру насильника. Мерзкий, безмозглый, вонючий насильник, вот кто ты такой!
Эйнар в ярости смотрел на Хольберга.
— А теперь последний носитель — я.
— Что все это значит?
— Ауд получила болезнь от тебя. Моя дочь — от меня. Все просто, как видишь. Я все это нашел в базе. В нашем роду не было больше ни одного случая, кроме Ауд и моей дочери. Мы — последние.
Эйнар сделал шаг вперед, поднял со столика тяжелую стеклянную пепельницу и стал вертеть ее в руках.
— И больше никого не будет. Все кончено.
— Я не собирался его убивать. Он, наверное, решил, что ему угрожает опасность. Я понятия не имею, зачем взял в руки пепельницу. Может, собирался кинуть ее в него, может, и правда хотел его ударить. Но он решился первым. Накинулся на меня и стал душить, а я огрел его пепельницей по башке, и он упал. Я даже подумать не успел, что делаю. Я был в ярости и, конечно, мог сам на него полезть. Я часто думал, что выйдет из нашей встречи, но я не мог вообразить, что все кончится именно так. Ни за что.
Он ударился головой о журнальный столик, затем рухнул на пол, и кровь полилась ручьем. Я наклонился и сразу понял, что он мертв. Я осмотрелся вокруг, увидел листок бумаги и написал, что я — это он. Это единственная мысль, которая крутилась у меня в голове, — я увидел его на полу и подумал: я — это он. Я — вот этот человек. А этот человек — мой отец.
Эйнар посмотрел в могилу.
— Там вода.
— Это легко исправить, — сказал Эрленд. — Если у вас с собой дробовик, я бы с радостью, как вы это сказали, повертел его в руках.
Эрленд сделал еще пару шагов к Эйнару, но тот словно не заметил.