Эрленд вынул из кармана фотографию могилы и просунул ее в щель между дверью и косяком.
— Я нашел это в квартире у Хольберга.
Элин не ответила. Помолчали.
Эрленд держал фотографию двумя пальцами, так чтобы Элин могла ее разглядеть. Он не видел, что она делает, только чувствовал, как она давит на дверь. Через некоторое время дверь отпустили, Элин взяла фотографию у него из рук.
Ну наконец-то, дверь открылась, вот она, стоит в коридоре, рассматривает снимок.
Эрленд зашел внутрь, аккуратно закрыл за собой дверь.
Элин ушла в гостиную, Эрленд подумал было, не снять ли мокрые ботинки. Ладно, просто ноги вытру о коврик. Прошел в гостиную, мимо вычищенной до блеска кухни и кабинета. На стенах висят картины в золоченых рамах, в углу — синтезатор.
— Вы узнаете фотографию? — осторожно спросил Эрленд.
— Никогда прежде ее не видела.
— Ваша сестра… она имела какие-то дела с Хольбергом после… после случившегося?
— Я не слышала ничего подобного. Думаю, нет, никогда. Ну сами подумайте.
— Делали анализ крови на отцовство?
— Зачем?
— Лишнее доказательство того, что ваша сестра говорила правду. Что ее действительно изнасиловали.
Элин подняла глаза на Эрленда, смерила его долгим взглядом.
— Вы, легавые, все одинаковые. Лень вам как следует делать свое дело.
— В смысле?
— Вы что, дела не читали?
— В общих чертах я его изучил, а что?
— А то, что Хольберг не стал отрицать, что половой акт имел место. Умный, сволочь такая! Он отрицал только, что это было изнасилование. Сказал, что она воспылала к нему страстью, охмурила и сама пригласила к себе. Вот какую линию защиты выдумал себе! Мол, Кольбрун спала с ним, да по собственной воле. Невинного из себя строил, подонок эдакий!!!
— Но…
— Кольбрун плевать было, он отец или нет. Она не желала, чтобы он имел хоть какое-то касательство к ребенку. Доказав, что Хольберг отец Ауд, она ничего бы не изменила в деле об изнасиловании, так что делать анализ крови было бессмысленно.
— Это мне не пришло в голову.
— У моей сестры всех улик было — рваные трусики, — продолжала Элин. — Побитой она не выглядела, силенок-то у нее чуть, она и не сопротивлялась толком, против такого-то великана, да и к тому же, говорила она мне, ее словно парализовало от ужаса, когда он начал лапать ее на кухне. Затем утащил ее в спальню и сделал свое дело там… Дважды. Прижал ее к кровати, лапал ее и говорил всякую липкую мерзость, потом снова полез. Она три дня собиралась с духом пойти в полицию. Медосмотр толком ничего не дал. Она так и не поняла, почему он решил на нее напасть. Она все себя винила, думала, чем-то дала ему понять, что он ей интересен. Думала, может, как-то не так себя вела на танцах, а потом дома у подружки. Может, сказала что-то как-то, и он подумал, что она не прочь. Винила себя. Наверное, у всех такая реакция.