— Они друг друга знали, Хольберг и полицейский, который уничтожил улику?
— Не знаю.
— Он говорил когда-нибудь про дочь, которую Кольбрун от него родила?
— Дочь? Такого не было. Она что, от него залетела?
— Ты говорил про другое изнасилование, — сказал Эрленд, пропустив слова Эллиди мимо ушей. — Что он изнасиловал еще одну женщину. Как ее звали?
— Не знаю.
— Ну и зачем тогда ты меня позвал опять?
— Я не знаю, как ее звали, но я знаю, где это было и когда. Не все знаю, но кое-что. Вашему брату хватит, чтобы ее найти.
— Хорошо, где и когда это было?
— Отлично, а мне что за это будет?
— Тебе?
— Что ты можешь для меня сделать?
— Ничего я не могу для тебя сделать. Хуже того, я еще и не хочу ни черта для тебя делать!
— Еще как хочешь. Ведь я тогда тебе расскажу, где и когда.
Эрленд задумался.
— Ничего не могу тебе обещать, приятель.
— Ты пойми, я подыхаю тут, в этом карцере.
— Ты меня ради этого позвал?
— Ты понятия не имеешь, что с тобой делается, когда тебя сюда сажают. Я с катушек съезжаю, в камере в этой! Они не зажигают свет, я сижу в темноте весь день. Да я вообще не знаю, день сейчас или ночь, какое вообще число! Они меня тут держат, как зверя в клетке. Обращаются, словно я животное какое.
— А на самом деле ты кто? Граф Монте-Кристо, что ли?! — горько рассмеялся Эрленд. — Эллиди, ты садист. Я таких садистов и психопатов, как ты, в жизни не видывал! Ты тупой придурок, у тебя одна радость в жизни — насилие. Ты умственно отсталый кусок говна, гомофоб и расист. Мне плевать, по мне, пусть тебя держат в темной хоть до конца дней твоих. Кстати, я именно это и посоветую начальнику. Будь здоров.
— Я тебе расскажу, где она жила, только вытащи меня отсюда!
— Идиот ты эдакий, не могу я тебя ниоткуда вытащить! У меня на это полномочий нет, а если бы и были, я не стал бы ими пользоваться. Твой единственный шанс покинуть карцер — отказаться от своей милой привычки кидаться на людей с кулаками.
— Слушай, давай так. Скажи им, что этот твой сраный пидор во всем виноват, мол, я вел себя нормально и собирался вам помочь, а он вдруг начал показывать, какой он тут самый умный. А я помог тебе, сообщил важную информацию про твое дело. Тебя-то они послушают. Я же тебя знаю, тебя обязательно послушают.
— Хольберг говорил еще о каких-нибудь случаях, кроме этих двух?
— Поможешь мне?
Эрленд задумался.
— Посмотрю, что можно сделать. Так, значит, к делу: он говорил о других случаях?
— Нет, ни разу. Я только про эти два знаю.
— Врешь небось?
— Да не вру я. Другая не ходила в полицию. Дело было в начале шестидесятых. Он никогда не возвращался в тот город.