— Вы по мою душу?
Эрленд виновато улыбнулся и кивнул. Она открыла ему дверь в квартиру, и он вдруг почувствовал себя очень гадко. Предатель, вот кто я такой. Другие-то уже уехали на кладбище.
Он снял шляпу и повесил ее на крючок. Снял плащ, снял ботинки, прошел в гостиную. Господи, как я выгляжу сегодня. Костюм мятый, поддетый под него коричневый жилет застегнут бог знает как, для нижней пуговицы не нашлось петли. Сел туда же, где сидел в свой предыдущий визит. Элин ушла на кухню поставить кофе, дом наполнился живительным ароматом. Вернулась, села напротив него.
Предатель прокашлялся.
— Я нашел одного из дружков Хольберга, он был с ним в ту ночь. Зовут Эллиди, сидит в «Малой Лаве». Он из тех, кого у нашего брата принято звать «обычными подозреваемыми». С ним был еще один человек, по имени Гретар. Он пропал без вести в 1974 году, когда праздновали тысячесотлетие Исландии.
— Я была тогда на Полях Тинга, — сказала Элин. — Помню, выступали поэты.
Эрленд снова прокашлялся.
— И вы говорили с этим Эллиди? — спросила Элин.
— Говорил. Беседа не из приятных, тот еще типчик, — признался Эрленд.
Элин вышла на кухню, оттуда донесся звон чашек. Задрожал мобильный в кармане, Эрленда передернуло. На экране определился номер Сигурда Оли.
— Мы готовы, — раздался голос из трубки.
За барабанной дробью дождя плохо слышно, в Сандгерди тоже льет как из ведра. — Ничего не делайте, пока я не отзвоню, — сказал Эрленд. — Понятно? Ничего не делайте, пока я не перезвоню или не приеду.
— Ты уже поговорил с этой коровой?
Эрленд повесил трубку и убрал телефон в карман. Элин вернулась с подносом, поставила чашки и кофейник на стол, налила Эрленду и себе кофе. Оба пьют черный.
Подняла глаза на Эрленда, он продолжил:
— Эллиди рассказал мне, что Хольберг изнасиловал еще одну женщину, до Кольбрун, и что он хвастался ей этим.
Элин была совершенно ошарашена.
— Если Кольбрун об этом и знала, то никогда мне не рассказывала. — Она задумчиво покачала головой. — Может, он вам наврал?
— Нам приходится разрабатывать эту версию, — вздохнул Эрленд. — Эллиди — клинический псих, он легко может наврать что угодно. Но у нас нет доказательств, что он врет.
— Мы с ней о случившемся обычно не разговаривали, — сказала Элин. — Думаю, из-за Ауд. Да и не только. Кольбрун вообще была скромная женщина, робкая, застенчивая, а после этой истории еще больше замкнулась. Да и как говорить о такой мерзости, когда она беременна от этого подонка, а уж потом и вовсе, когда родилась девочка. Кольбрун изо всех сил старалась забыть про это. Думаю, если бы Кольбрун знала про другую женщину, она бы сказала полиции, чтобы поддержать свою версию — хотя бы для этого. Но она никогда ничего такого не говорила — я читала дело, там ничего нет. А может, она просто ее пожалела.