Кто спрятал?
Вот этот араб по имени Аарон. Тот, кто ее написал.
Проваливайте на хрен с пристани, заорал чиновник.
О'Салливан любезно поклонился. Он взялся за тележку, а Хадж Гарун хрипло, со свистом закашлялся. С превеликим усилием толкая тележку с тайным грузом оружия, они выкатили ее с пристани, часть пути они разгонялись, а потом им пришлось бежать, потому что огромный каменный жук сам с шумом помчался в Святую Землю.
* * *
На следующий день они еще карабкались вверх по склону к Иерусалиму под грядой облаков. Они шли возле тележки молча, Джо погонял ослика, а Хадж Гарун ковылял сзади. К концу дня Хадж Гарун впервые открыл рот.
Это мой последний путь.
Зачем так мрачно?
Три недели без еды. Я устал.
А как же Синдбад и все его путешествия? Вы же не можете забыть все это и просто так сдаться?
Нет, не могу.
Правда, очень тяжело, но сдаваться нельзя.
Он уронил подбородок на грудь, стукнув шлемом по носу. Света с пасмурного неба было мало, глаза слезились, как обычно, и он едва разбирал дорогу. Несколько часов он вслепую брел по пустыне, натыкаясь на камни и кусты. Он исцарапал и порезал руки, расшиб колено на одной ноге, растянул связки на другой и хромал. Из рваной раны на щеке сочилась кровь.
Их терзал холодный ветер. Джо тяжело шагал, опустив голову. Вдруг послышался громкий треск. Ослик остановился, и Джо пошел посмотреть, что случилось.
Хадж Гарун, вытянувшись, лежал на земле лицом к высокому узкому валуну. Он сослепу налетел на него, пропустив между ног, вернее, пропустил бы, если бы валун не оказался высотой по пояс. Камень вонзился ему в пах, разорвав мускулы и сломав кости. Он потерял равновесие и упал головой вниз, подвернув ногу. На шлеме, спасшем его голову, появилась свежая вмятина.
Джо перевернул его. Одна нога, похоже, была сломана и вся тазовая область залита кровью. Хадж Гарун лежал, не шевелясь, и стонал.
Ну вот, мне конец, иди дальше без меня.
Нога?
Не чувствую, не двигается, ничем не могу пошевелить, все внутренности развалились. Сотни лет я старался, пытался идти вперед, но теперь все кончено, со мной все кончено, я знаю. Я слишком стар и устал, жалкий мешок болезней, все болит, болит, нет, я больше с места не сдвинусь. Да, я знаю, ты хотел мне помочь и помог, но теперь мне уже ничем не поможешь, я дошел до самого края. В конце-то концов, есть же предел, к сожалению, он есть. Так что принимай царство, пресвитер Иоанн, оно твое, возьми скарабея, сейф и часы, они тоже твои. Знаешь, я думал, что ни о чем не буду жалеть в конце, но теперь я знаю: я не из той породы, что Синдбад и все те, о ком я грезил, я их недостоин. Сколько раз пытался и ничего не получалось. Башмачник и тот человек у лестницы, который даже не заметил меня, только они меня выслушали, тут ты прав. Остальные меня только били, всегда били. Они били меня за то, что я глуп, они называют меня дураком, и я знаю, что это так и есть. Старый дурак, который в жизни ничего не сделал, ни одного дела не закончил, совсем ничего.