Далеко за полночь Стерн рассказывал свои истории, выкуривая сигарету за сигаретой и подливая себе водки, смеясь над собой и смеша Мод.
Когда он ушел, она обошла комнату, собирая пепельницы и стирая пепел, который нападал повсюду, пока он размахивал руками во время своих бесконечных рассказов. На кухне она замерла, уставившись на раковину и не выпуская из рук пустые бутылки. И вдруг почувствовала страшную усталость.
Теперь она поняла, почему он ни разу не занимался с ней любовью, вероятно, даже вообще ни с кем, почему интимные знакомства у него всегда застревали на этой стадии.
Отстраненный, безымянный, мимолетный, такой же одинокий в конце, как и в начале.
Только не с кем-то из тех, кто мог узнать его. Никогда. Он этого слишком опасался.
* * *
Он ворочался уже несколько часов, проснувшись от страшной зубной боли. Поспать удалось лишь в самом начале, а теперь, за два часа до рассвета, он уже даже ворочаться не мог. Подтянул одеяло, отброшенное к ногам, и лежал, дрожа в темноте от боли, раздирающей челюсть.
Наконец за окошком забрезжил тусклый серый свет. Стерн выдвинул ящик тумбочки рядом с койкой и вытащил иглу. По телу прокатилась теплая волна, и он рухнул обратно в постель.
Я ускользаю, подумал он. Каждую ночь дюжина новых глав секретной утерянной книги, которую он мечтал найти, чудесные эпизоды, из которых ни один не запомнился.
Он снова, как в детстве, парил высоко в ночном небе над развалинами Мариба, среди звезд и воздушных потоков, над плывущим далеко внизу миром, высоко над Храмом луны, неожиданно показавшимся из песков. За несколько минут он прожил все минуты детства в Йемене с отцом и дедом, мудрыми и добрыми людьми, дожидавшимися его, чтобы передать ему свою мудрость.
Серое окно поблекло добела. Я ускользаю, подумал он и уснул от действия морфия на один жизненно необходимый ему час.
Он проснулся окоченевший и вялый и облился холодной водой. Снов больше не было, пришел пустой день, но невыносимый приход его он все-таки пережил.
Глава 18
Мелхиседек, 2200 до р.х. — 1933
Вера никогда не умирает, пресвитер Иоанн.
Однажды вечером весной 1933 года Хадж Гарун и О'Салливан Бир сидели на пригорке к востоку от Старого города и смотрели, как заходящее солнце медленно меняет цвета башен и минаретов, пряча в тень невидимые улицы. После продолжительного молчания старик вздохнул и вытер глаза.
Уж так красиво, так красиво. Но будут погромы, будут, я точно знаю. Как думаешь, пресвитер Иоанн, может, нам раздобыть ружья? Тебе и мне?
Джо пожал плечами. Тебе и мне, старикан всерьез это сказал. Он и впрямь верит, что они вдвоем могут что-то сделать.