После исчезновения Стронгбоу из Каира его ботанические монографии стали появляться все реже и реже. Где-нибудь в Праге издавалась всего одна страничка за целый год. Но плоды его потаенных трудов были столь искусны, что сложилось мнение, будто он работает над каким-нибудь выдающимся прожектом, к которому эти скудные заметки являются лишь обрывочными примечаниями. Учитывая его блестящие успехи на ниве ботаники, невозможно было иначе объяснить его очевидное к ней равнодушие.
Мнение это только укрепилось во второй половине века, когда больше десятка лет никаких известий о Стронгбоу вообще не поступало. Все ботаники придерживались мнения, что этот эксцентричный ученый прячется где-нибудь в укромном уголке пустыни, подытоживая находки, которые скоро явит миру в виде фундаментальной новой теории происхождения растений, как незадолго до того объяснил происхождение видов его современник Дарвин.
Стронгбоу действительно классифицировал находки и формулировал теорию, но она не имела никакого отношения к растениям; такая необычная перемена произошла в нем после короткой встречи с нежной персиянкой. Предмет изучения никоим образом не мог ускользнуть от Стронгбоу, который подстерегал его, бесконечно маскируясь, и наряжался то бедным погонщиком верблюдов, то богатым дамасским купцом, то безобидным торговцем очным цветом, собирателем щавеля и прочих пустынных трав, то одержимым дервишем, порой впадающим в транс, то загадочным хакимом, то есть целителем, человеком, который потчует пациентов хинином и каломелью, коричной водой, крошками ревеня и капелькой опиума.
Ни один европеец не имел возможности пообщаться с ним за эти десятилетия странствий, но можно строить кое-какие предположения о том, что именно с ним происходило.
В своей книге, посвященной цветам и опубликованной в 1841 году, он обронил фразу, что англичанкам в Леванте, как известно, свойственно потеть и у этого пота сильный запах. Если бы в то время кто-нибудь задумался над скрытой порочностью этого заявления, уже тогда можно было догадаться, что логика исследований Стронгбоу неумолимо выведет его к какой-нибудь колоссальной и совершенно неслыханной непристойности.
Но никто ничего не заметил. Ученые были заняты его новаторскими ботаническими штудиями, и пока коллеги рыскали по английским полям в ожидании очередного его труда с описанием новых видов растений, Стронгбоу продолжал свое эпическое путешествие — по совершенно иным местам.
К тому же все приходившие в Европу известия о Стронгбоу долгие годы были не просто обманчивыми. Они, все без исключения, были основаны на лживых и нелепых выдумках других европейцев.