Насмешки и унижения, брань и оскорбления, я уже ничего другого не жду.
О нет, сэр, я не хотел вас обидеть.
Взгляд араба скользнул в сторону О'Салливана, голос зазвучал чуть более слышно.
Что? Разве вы поверите, если я скажу, что я принимал участие в этой войне?
А почему бы и нет?
Правда? Но мне уже давно никто не верит, ни единому слову.
Очень жаль это слышать, сэр.
Две тысячи лет недоверия.
Я вам ужасно сочувствую.
Я ведь сражался не за крестоносцев, должен вам сознаться. Я защищал мой город от захватчиков.
Я знаю, каково это.
Так что, естественно, я бился на стороне проигравших. Когда защищаешь Иерусалим, всегда терпишь поражение.
И это я тоже могу понять, сэр. Ужасная несправедливость.
Старый араб попытался сосредоточить на нем взгляд.
Послушайте, почему вы называете меня «сэр»? Ко мне сотни лет никто не относился с уважением.
Потому что вы знатный человек, и так полагается.
Старик попытался распрямить согбенную артритом спину, и на несколько секунд это ему удалось. К удивлению и смущению на его лице добавились слабые проблески гордости.
Но это же было так давно, во времена правления Ашурнасирпала. Как вы догадались?
По глазам, сэр.
Это еще различимо?
Отчетливо, как голос последнего муэдзина.
Старик, казалось, еще больше удивился и даже застеснялся.
Не называйте меня сэром, мое имя Хадж Гарун. Но скажите, почему вы верите моим словам, вместо того чтобы побить за такие речи?
Что же мне еще делать? Вы узнаете эту форму? Я никогда особо в них не разбирался. Это настоящая форма армии Ее Величества времен кампании 1854 года, и хоть мне всего лишь двадцать лет, я ветеран той войны — видите медали? Вот эту, например, вручала мне лично королева Виктория, хотя мне едва исполнился год, когда она скончалась. Такие вот дела творятся у нас в Иерусалиме, я воевал в Крыму, вы сражались с крестоносцами, и я решил оказать вам уважение как ветеран ветерану.
Старик внимательно осмотрел Крест Виктории и улыбнулся.
Ведь ты пресвитер Иоанн,[11] не так ли? Я был уверен, что ты рано или поздно окажешься в Иерусалиме, и ждал тебя. Зайди, пожалуйста, поговорим.
Он скрылся в доме. Джо помедлил в нерешительности, но вечер был жаркий, а форма слишком плотная, в общем, он вошел. Первое, что он увидел, — бронзовые солнечные часы, встроенные в стену, большущие, литые, с витиеватыми украшениями. На них под самым потолком крепились куранты.
Из Багдада, сказал Хадж Гарун, перехватив его взгляд. Эпоха пятого калифа из рода Аббассидов. Я торговал антиквариатом до того, как посвятил себя защите Священного города и утратил все, чем владел.