Гырюлькай и Тынетэгин сложили трофеи Тальвавтына на пустые нарты и крепко увязали чаутами, оставленными впопыхах ночными пришельцами.
Дипломатическая беседа продолжалась. Все вернулись в полог и устроились вокруг столика. Геутваль от избытка чувств, не стесняясь Тальвавтына, положила свою черноволосую голову ко мне на колени. Невольно я погладил ее спутанные волосы. И вдруг девушка взяла мою ладонь и доверчиво прижалась щекой, окончательно смутив меня.
— Раз купил — терпи, — усмехнулся Костя, заметив мое смущение.
Тальвавтын спокойно пил чай, не обращая ни на что внимания. Глубокие морщины бороздили скуластое, смуглое, как у индейца, лицо. Я искал повод заговорить и не решался начать важный разговор.
Тальвавтын опередил меня.
— Зачем приехал в Пустолежащую землю? — нахмурившись, спросил он.
— Приехали к тебе в гости — оленей торговать.
Тальвавтын не выразил удивления. Видно, о цели нашей поездки хитрец давно уже знал. Недаром встретил нас в поселке на берегу Чаунской губы, в преддверии Пустолежащей земли. Видно, на разведку приезжал.
— Зачем тебе олени? — насмешливо прищурился он.
— Табуны держать будем далеко в тайге, где люди золото копают, дороги, дома строят. Много людей кормить нужно.
— Как будешь чукотских оленей в тайге держать? Дикие они… обратно уйдут…
— Хорошие у нас пастухи. Изгороди на темные ночи строим. Большие совхозы там есть. Оленей, что у тебя купим, погоним на Омолон.
Тальвавтын задумался. Глаза его стали холодными и жестокими.
— Живых оленей чаучу[17] не продают, — резко сказал он.
— Много товаров хороших привезли, меняться будем. Деньги платить за каждого оленя и товары разные давать в придачу.
Тальвавтын задумался, выпуская из трубки синие кольца дыма.
— Давно это было, — заметил Костя, — чукчи много живых оленей американцам продали… на Аляску.
Тальвавтын холодно кивнул:
— Мой отец тоже чаучу был — не хотел продавать живых оленей мериканам…
На этом дипломатический разговор закончился. Тальвавтын пил и пил чай, перебрасываясь с Гырюлькаем односложными замечаниями о своем стаде. Он спросил меня, где “железные дома”, и я ответил, что из Чауна ушли обратно в Певек.
Спросил и о войне: кончилась ли она совсем?
Простыми словами я рассказал ему о капитуляции Японии, о новостях, тревоживших мир. Тальвавтын внимательно слушал, не выказывая любопытства. Но о продаже оленей больше не обмолвился ни словом. Мы тоже, соблюдая тундровый этикет, не возобновили разговора, представлявшего для нас главный интерес.
Закончив затянувшееся чаепитие, Тальвавтын поднялся и хмуро сказал: