– - Я сейчас побегу домой и пришлю вам дрожки.
И она как стрела пустилась бежать.
Федосья встретила меня сердитым вопросом:
– - Измокли?
– - Барышня твоя не хотела, а я бы поймал белье.
И, смотря на речку, я прибавил:
– - Ишь, как ее тащит!
– - Прах ее возьми! -- плюнув, выразительно произнесла Федосья, провожая глазами плывущее белье.-- А ведь вас барышня признала. Сейчас за вами пришлют дрожки. Только надо вам выйти к дороге.
И я пустился в путь с Федосьей, которая шагала так скоро, что мокрое платье едва позволяло мне поспевать за ней. Желая завязать разговор, я сказал, глядя на другой берег:
– - Чтоб еще лошадь не пропала!
– - Не уйдет! -- сердито произнесла Федосья.
– - Почему ты думаешь? -- спросил я.
– - Всякий божий день ходит за водой! Как ей не знать дороги. Ведь и у скотины хватит разума найти дом свой.
– - Недалеко ваш барский дом? -- спросил я.
– - Недалеко.
– - И добрые твои господа?
Федосья как-то подозрительно и нехотя произнесла:
– - Не злые!
И потом посмотрела на меня с таким выражением, как будто хотела сказать: "Ну, что еще будешь спрашивать?"
– - Чего же ты так испугалась, что уплыла юбка?
При этом воспоминании все лицо Федосьи пришло в движение; она очень энергически сказала:
– - Леший бы ее взял! Не в добрый час вышла я из дому!
Мы приблизились к месту, где осталась корзинка с бельем, и Федосья, показав мне рукой вперед, сердито сказала:
– - Идите все прямо!
И она вновь принялась за свое дело и с каким-то ожесточением заколотила вальком белье. Я не торопился идти и опять заговорил с ней.
– - Я никак не ожидал, что ваши господа так близко живут от Ивана Андреича,-- сказал я.
Она молчала.
– - А что, бывает у вас Иван Андреич? -- спросил я.
Федосья, вместо ответа замахнувшись вальком, повернула ко мне голову и грозно осмотрела меня. Потом она грубо спросила:
– - А вам на что знать?
– - Я так спросил; я…
Не шутя, я смешался. Федосья презрительно посмотрела на меня и, взмахнув вальком, стала колотить им белье, заглушая свое ворчанье. Однако я слышал фразу:
– - Прах вас всех возьми! Провалились бы и с уткинским-то барином!
На рябом ее лице появились красные пятна, и я решил не досаждать ей больше вопросами, чтобы не приобрести слишком сильного врага в камеристке Феклуши. Уходя от нее, я сказал:
– - Все прямо надо идти?
Федосья кивнула головой и крякнула, выжимая мокрое платье, которое скрутила в жгут.
Обойдя мыс, где она мыла, я расположился за кустами, чтоб отдохнуть и потом идти далее. Кругом была тишина; ворчанье Федосьи и плеск белья разносились далеко. Не прошло десяти минут, как раздался на другом берегу резкий голос: