— Ну что, Ледокол, слабо меня перепить?
Великан смотрел хитро, как-будто и не пил до этого вовсе. "Что он, гад, на пол что ли выливал?" — подумал еще Антон. "Убить его мало за напрасный перевод ценного продукта". Пить было нежелательно, ночь коротка, набраться силенок не мешало, а не утомительные марафоны устраивать, после которых еще и голова треском трещит.
— Наливай, — кивнул Антон, и силач стал наливать.
"Я тебе покажу ледокол", — решил он. И показал.
Он плохо помнил, что было после этого. Он даже не помнил, как пил. Спустя какое-то время какой-то посторонний грохот привел его в себя.
Он обнаружил себя задумчиво сидящим с куском мяса в руке, причем по необъятности последнего надкуса было видно, что кусал явно не он. Напротив стояла пустая бутыль, а еще чуть подалее на полу растянулся и богатырски храпел Волобуев.
Будто ждавший этого момента и появившийся неведомо откуда, Емелех пытался поднять силача. Ощущалось, что работку он выбрал себе не по силам.
Антон встал, вскинул Волобуева на плечо и спросил:
— Куда его?
— Да на второй этаж, — охотно ответил Емелех. — Там вам удобнее будет.
Недобрый огонек сверкнул вдруг в его глазах, но сам старик выглядел веселым, даже озорным. Таким он не нравился Антону даже больше, чем угрюмым, но он сделал вид, что настолько пьян, что уже ничего не замечает.
— Показывай дорогу, дед, — и он пошел вслед за Емелехом по ржавой лестнице наверх.
— Притомился, воин? — Ворковал шаман. — Пришла пора и отдохнуть.
Когда Антон покачнулся, Емелех его участливо поддержал:
— Не зашибся?
— Не зашибся, не зашибся, — проворчал спецназовец. — Понастроил тут, тебе б только на бубне стучать.
Они поднялись в темную каморку с маленьким окном и с одной единственной панцирной койкой. Антон довольно грубо свалил на нее силача. Потом рывком вытащил из-под него подушку, бросил на пол и упал сам.
— Покойной ночи, ребятки, — пропел шаман и притворил дверь, которая при этом даже не скрипнула.
— Тебе того же, папаша, — пожелал спецназовец. — Не кашляй.
Он прислушался, надеясь услышать шаги или скрип лестницы, но не услышал ничего.
Ему показалось, что шаман никуда и не уходил, а продолжает стоять у двери, затаившись и терпеливо ожидая, пока они уснут.
Утонченный, как у барса, слух позволил различить спецназовцу некий тонкий писк, живо напомнивший ему шум пневматики, и тотчас шаги шамана донеслись уже снизу, с первого этажа.
Все это еще больше не понравилось Антону, и он твердо дал себе зарок, что в этом доме он спать точно не будет.
На первом этаже еще немножко покряхтел шаман, а потом вдруг донеслись тихие нежные звуки. Емелех тихо перебирал струны гуслей. Пальцы едва касались струн, этакие порхающие бабочки.