…Она очутилась в длинном зале с рядами узких коек, застеленными такими колючими одеялами, словно их связали из крапивы. На каждой койке виделся серый треугольник подушки, а выше, на стене, были прибиты литографии с вариациями на тему избиения младенцев царем Иродом. Столько раз она натягивала одеяло на голову, боясь что страшные солдаты спрыгнут с картин и примутся за нее! А фрески в столовой были еще оригинальней. Они изображали Судный День.
Посмотрев вниз, Эвике чуть не подпрыгнула на месте, потому что ее руки казались меньше, а под ногтями заметна была черная каемка грязи. Она начала торопливо грызть их, а не то сестра Схоластика, надзиравшая за воспитанницами, покарает ее за неряшливость. Длань у сестры была тяжелая. Поговаривали, что она запросто может пробить стену одним ударом четок… Но постойте, какая сестра Схоластика? Все это было так давно! Она уже взрослая и никто не посмеет ее бить…
— Эвике, ты опять ловишь ворон?!
Прежде чем разум успел отреагировать, ее рот автоматически произнес:
— Нет, сестра! Простите, сестра!
К ней уже спешила женщина в монашеском облачении, высокая, как гренадер, со строгим бесцветным лицом и плотно сжатыми губами.
— Почему так долго возишься? — протрубила она. — Думаешь, такая важная птица, что его сиятельство будет тебя дожидаться? Посмотрите на нее, еще не умылась!
Крепко ухватив Эвике за плечо, монахиня проволокла ее через дортуар в ванную комнату и, наполнив водой тазик с отколотыми краями, начала тереть ей лицо куском зернистого мыла. Эвике зажмурилась, не сопротивляясь. Ледяная вода обжигала щеки, мыло больно царапалось — выходит, все взаправду. Но как такое возможно? Спросить у воспитательницы нельзя, она не терпела, когда девочки задавали много вопросов.
— Ну вот, гораздо лучше, — проворчала воспитательница, швыряя в нее полотенцем. Эвике быстро вытерлась. Все нужно делать в спешке — заправлять кровати, орудовать ложкой за обедом, умываться — потому что за спиной всегда толпятся другие сироты. Их слишком много, а воды и еды — слишком мало.
— Тебе нужно благодарить Пресвятую, — говорила между тем сестра Схоластика, — что мать-настоятельница посоветовала графу взять в услужение именно тебя. Хотя ты и делаешь успехи в домоводстве, но тебя еще муштровать и муштровать. Ты слишком глупа, ленива, и упряма. А граф чересчур снисходителен, под его началом ты окончательно распустишься.
Все встало на свои места. Ей двенадцать лет и сегодня тот день, когда граф фон Лютценземмерн приехал ее забирать. Хотя Эвике не могла взять в толк, почему это происходит по второму разу, страх понемногу отступил. Она даже позволила себе улыбку.