А теперь вернёмся к Проходу в горах Угла. Вся оборона Прохода направлена на юг. Банды за него даже не воюют, насколько я слышал раньше, потому что он даёт им возможность совершать налёты и отрываться от преследования. Проход нужен им всем, и там у них мирное соглашение — как у хищников у водопоя в засуху. А если, скажем, кубинцы ударят по высотам с севера? Откуда никто не ждёт нападения? По тайному соглашению с техасцами?
А техасцы договорятся с европейцами, которые тоже гоняют здесь конвои, и общими усилиями они примут под ответственность Проход, оборудуют на высотах свои опорные пункты. Заминируют ущелье окончательно, поставят миномёты, пристреляют ориентиры, может быть — взорвут склоны, где получится. И всё: у банд останутся лишь тропы, по которым много на свою сторону не унесёшь, а риск даже не удвоится, а удесятерится. Как результат — экономика налётов пошатнется. Многократное повышение риска вкупе с многократным понижением доходов — оно кому надо? А кубинцев не просто пропустят, но ещё и провезут в таком случае с почётом. Одним выстрелом — двух зайцев. Дело за малым — всё это сделать. Как говорится, «у нас всё есть, осталось слямзить и принесть».
Сначала надо бы договориться и со Штабом группировки, и с кубинскими военными. А потом с их общим решением идти к техасцам. И при этом ещё и засветить себя — мол, вот он я, агент Русской Армии, а девушка моя, которую вы женой считаете, вовсе даже агент кубинский. Мы просто так устроились у вас замечательно, вы уж не серчайте. Но в любом случае сначала надо с Бонитой поговорить.
Собрал я быстренько G3 горемычную, только прицел отдельно отложил. Винтовку поставил в стойку рядом с новенькой G36, вроде как — а тут у нас продукция компании «Хеклер унд Кох», извольте знакомиться, — и ценник подвесил. Налетай.
Когда я открыл дверь в квартиру, меня окутало запахом специй и жареного мяса. Вот так, меня ещё и кормить будут. Никуда отсюда не уйду. Бонита стояла у плиты, отчаянно помешивая деревянной ложкой нечто шипящее в сковороде. Рядом, на круглой деревянной доске, лежала маленькая стопка тортилий. Полотенце она уже сменила на тонкий халат, который, правда, запахнуть не догадалась. Уже прогресс. Ещё пара часов, и она добавит к нему трусики, а к вечеру завяжет пояс. А бюстгальтеров у неё отродясь не водилось — не та грудь, чтобы её так унижать.
— А что там в сковородке? — залюбопытствовал я.
— Фахитас. Будешь?
— Спрашиваешь! — чуть не подскочил я от радости.
— Уже готово. Собиралась тебя звать.
Я быстренько побежал в ванную отмывать руки от ружейной смазки. Проголодался, оказывается. Пока мылся — тортильи переместились на стол, и туда же бухнулась сковорода с шипящей смесью мяса, лука, чеснока, сладкого перца, томатов, чили и острого перца ялапено. Рядом красовались розетки с гуакамоле, тёртым сыром и сметаной, называемой тут на французский манер «крем фраше». Кушать подано, резвись — не хочу.