Автоматчик — лет двадцати пяти, лицо загорелое, славянского типа, бритое, темно-русые волосы не достают до плеч, с оружием обращается уверенно — некоторое время смотрел на меня в упор, прожигая взглядом дырку в одежде где-то в области груди. То есть пистолетной кобуры. Потом коротко и воровато оглянулся на скрипнувшие ворота, за которыми скрылся бородатый.
То, что я услышал, точнее, больше угадал по губам, потому что говорил он на грани слышимости, меня удивило.
— Курево есть?
Курево у меня есть. Всегда. Хотя сам я давно уже не употребляю. То есть как давно? Лет пять, что ли. И не потому, что там, типа, «здоровье». Сорвалось-сорвалось! Пардоньте. Никаких «типа». Нахватался, зараза, от контингента. Я говорил с врачами. Толковыми, кстати. Нет, вред, естественно, от курения есть. Но далеко не такой, как его расписывают в рекламных кампаниях, финансируемых правительствами, а потом подхваченными работодателями. Здоровый образ жизни — зарядка, велотренажеры, бассейн, — безусловно, хорош, но беспрерывный стресс на работе… Ладно, это лично мое, зачем моим начальникам про то знать. Все, что я беспрерывно бормочу, иногда не очень сдерживаясь — а работа такая! — практически всегда попадает на стол к моим руководителям. Другое дело, что, по большей части, им недосуг это читать. Но техслужба вкупе с аналитическим отделом и секретариатом исправно поставляет кому надо конспекты. Называется этот донос техническим отчетом. И уж что они там выхватят из моих полевых откровений, зависит только от того, насколько лично у меня персонально с каждым из них хорошие отношения. Я стараюсь с этими ребятами дружить.
Так вот о вреде курения. Одна моя, скажем так, знакомая органически не переносила запаха табака и, больше того, табачного перегара. Просто физически. На медицинском уровне. Что-то вроде аллергии. А скорее, как я потом подумал, устойчивого психоза. Так некоторые — до отвращения — не любят команду, соперничающую с той, от которой они сами фанатеют. Поскольку виды у меня на нее и, думалось, у нее на меня были выдающимися и перспективными, пришлось завязать. Картина грядущей семейной идиллии представлялась мне слаще утренней сигареты. Не сложилось. Но уж когда бросил, начинать-то к чему? Вдруг следующая тоже окажется больной? Но что такое сигарета для истосковавшегося курильщика, я представляю вполне.
— А то, — также негромко ответил я. — Хочешь?
Собака! Я что-то не припомню такого взгляда, хотя моя работа предполагает общение с множеством людей, порой в весьма экстремальных ситуациях. Вы себе представляете, что такое человек перед смертной казнью? За день, месяц, год или час? Вот уж кто воистину цепляется за соломинку. Взглядом, жестом, мимикой, даже запахом, хотя я совершенно не представляю, как человек может этим самым запахом управлять, если, конечно, не брать в расчет пот и естественные отправления всякого вонючего рода. Которые тоже случаются. Так вот этот воин всем своим лицом — не жестом! не словами! — просто молил: «Дай!»