Не стану утверждать, что разбитая колея похожа на трассу для шоссейных гонок. Этого нет и в помине. Даже мягкая подвеска и анатомические сиденья не спасали меня от чувствительных ударов по седалищному нерву. Преодолев метров триста, я остановился с тем расчетом, чтобы до ближайшего человека оставалось как минимум метров шестьдесят — семьдесят.
— Ну как? — спросил я Профа, все еще подозрительно бледного. — Понравилось?
В ответ он как-то нехорошо сглотнул. Этого мне еще не хватало.
— Хочешь выйти? Давай. Помочь? Он замотал головой.
— Не понял. А чего хочешь?
— Поехали, — слабым голосом сказал он. Вот тебе и новость!
— Куда?
Он показал рукой вперед. Отвечаю — пальцы у него дрожали.
— Ты уверен?
Проф утвердительно кивнул.
В детстве я катался с американских, они же русские, горок, крича от страха и восторга. А потом снова на них лез. Так, я, наверное, преодолевал собственные страхи, хотя, подозреваю, просто ловил кайф от того, что от невесомости поджималась мошонка. Ты сначала падаешь, не чуя не только почвы под ногами, в данном случае под копчиком, и вообще никакой опоры, а потом разом ее приобретаешь.
Не к месту и не ко времени сравнение, но уж коль пришло на ум, чего ж нет-то.
Есть люди, которые совсем не умеют управляться с «абсолютным оружием». Глушат себе и глушат горькую или сладкую, не различая утра и вечера, переводя элегантное похмелье в крутой запой. Вот это и есть обретение вечной невесомости с крайне тяжелыми последствиями. Алкоголизм называется. Существуют, естественно, и трезвенники, только не о них речь. Умеренный пьяница, не выходящий на опохмеление и буйство, может, наверное, считаться человеком счастливым. Я не говорю, разумным, тут уж у кого как, но когда тяга к алкогольному расслабону сочетается с умеренностью, а утром не превращается в кошмар, что ж… Не знаю, но, уверен, именно с таких все государства — мусульманские в расчет не берем! — получают свой нехилый откат в виде налогов. А зажав это дело, получают в ответ наркомафию или бутлегеров. Проходили, знаем.
— Проф, — осторожно начал я, не зная, как сообщить ему неприятную для него новость, — может, ты вернуться хочешь?
И внимательно посмотрел на него. То есть еще внимательнее, потому что и так не сводил с него глаз. И не только потому, что ловил момент, когда нужно будет распахнуть дверцу и вытолкать наружу расстающегося с содержимым желудка человека. Просто он меня очень удивил.
— Едем.
— Видишь ли какое дело. — Нет, мне все же придется его расстроить. — Ты не совсем понимаешь. Я не скоро собираюсь возвращаться. Если вообще соберусь.