Паруса в океане (Петров) - страница 2

Финикиец по имени Астарт, рослый мускулистый мужчина с серьгой и талисманом Мелькарта на груди, и тощий оборванный жрец бога Имхотепа по имени Ахтой долго ворочались, пытаясь уснуть. Судя по молчанию узники были незнакомы. Под утро Астарт не выдержал долгого молчания и попытался завязать разговор.

— Скажи имя твое, жрец, — спросил, наконец он. — Я — финикиец Астарт, родом из Тира, бывший наемник. Жду справедливого суда за попытку побега и драку с сотником Тугом.

— Мое имя — Ахтой, — ответил тот нехотя, — и служу Имхотепу. Я жрец истины, поэтому здесь. — Ахтой извлек из мешка черствую ячменную лепешку, полураздавленную гроздь винограда, поделился с товарищем по несчастью и заработал челюстями, уставившись в одну точку.

Астарт недолюбливал жрецов, хотя и сам вышел из их сословия. Все в Ахтое раздражало финикийца. Однако Астарт не бросил ему в лицо жалкую подачку и не намял бока. Наоборот, лепешка, заскрипевшая на зубах, показалась ему очень вкусной, а виноградины, траченые гнилью, — вообще не сравнимыми ни с чем. Астарт давился и разглядывал Ахтоя.

— Жрецы истины, жрецы мудрости, слышал я о таких. Веками вы бродите по дорогам мира и не можете отыскать свою истину. А ведь истин — россыпи на каждом шагу, хватай любую, запихивай в свой мех.

Египтянин внимательно посмотрел на Астарта:

— Какие же истины ты топчешь, фенеху?

— Если я скажу хоть одну, ты закроешь рот и будешь молчать. Я знаю ваше трусливое племя. А мне так хочется поговорить. Я много дней слышал только голоса шакалов да лесных птиц.

— Говори, не бойся.

— Ну, смотри. Вот первая: даже самый храбрый воин — трус на самом деле. Его страшат боги. Еще? Дай самому мерзкому рабу власть, и все забудут, что он раб и что он мерзок. Мало? Чем глупей господин, тем больше он повелевает.

Нет, фенеху, я жрец бога Имхотепа, и мне надобны другие истины, вздохнул Ахтой. — Я ищу истину истин, которой, не ведая того, следуют и люди, и боги…

— Значит, не очень-то нужны твои истины людям, раз ты здесь?

— Да. Людям угодны истины, помогающие им в их мелких, ничтожных делах. Я же ищу другое. И каждый мой следующий день таит для смертных как добро, так и зло.

В яму заглянул простоволосый маджай, весь увешанный африканскими побрякушками.

Поджались, крысы! — выкрикнул он хриплым, сорванным в битвах и попойках голосом; звучно икнув, он едва не упал в яму.

Потом на узников полились помои и посыпались обглоданные бараньи кости… Астарт бесновался. Ломая ногти, он рвался из ямы, но падал и снова карабкался на стену. Он поднес к самому лицу жреца исцарапанные грязные ладони: