— Итак? — произнес регент.
Женщина заговорила тихим голосом, с каким-то странным акцентом.
— С вашего позволения, сэр, — сказала она. — Я привела своего сына, чтобы он спел для вас.
Регент приподнял брови.
— Спеть для меня? — переспросил он. — Зачем?
Женщина не дала прямого ответа. Она нервно озиралась. Сын неотрывно смотрел вверх, на потолок, с открытым ртом. «Дурачок», — подумал настоятель.
— Вы послушаете, как он поет? — спросила женщина.
— Это не театр, миссис, — объяснил регент, захлопывая псалтирь.
Он сошел с кафедры. У женщины был такой вид, словно она не знала, что сказать.
— Вы только послушайте, как он поет, — умоляла она тихим голосом, но регент отвернулся.
— На сегодня занятия с хором закончены, — отрезал он.
Доктор Ди снял шляпу.
— Пусть мальчик споет, — вмешался он, и регент и женщина оба с недоумением оглянулись.
Они не знали, что он здесь. Регент с недовольным видом взглянул на настоятеля.
— Мы здесь не прослушиваем, — возразил он.
— Ведь вы регент, не так ли? — спросил настоятель. Роберт Ли проигнорировал вопрос.
— Я не знаю, зачем вы здесь, миссис, — обратился он к женщине. — Не знаю, что вы слышали, но в хоре нет вакансий, и мы больше никого не прослушиваем.
— Вы думаете, что достигли совершенства? — спросил настоятель и поднялся со скамьи. — Я только что слышал самое скверное пение в своей жизни. Может быть, вам следует начать все с начала с новыми хористами.
Он подумал, что сейчас регент посоветует ему заниматься своими собственными делами. Но у доктора Ди в качестве настоятеля еще была в руках власть. Он мог, если вздумается, уволить в школе кого угодно. Роберт Ли открыл и снова закрыл рот. Он вздохнул.
— Что будет петь мальчик? — спросил он.
Мальчик притоптывал, словно музыка уже заиграла.
— Саймон, — одернула его мать. — Он споет «Agnus Dei».
Регент перевел взгляд с Саймона на его мать, затем на регента. Пожав плечами, тот направился к органу. Это был новый орган, который заказал настоятель, бросая вызов новым правилам. Но не успел он взять ноту, как мальчик запел:
Над ней белоснежная роза цветет,
Над ним — темно-красный шиповник.
Регент обменялся взглядом с настоятелем, а мальчик продолжал петь:
Кусты разрослись и ветвями сплелись…
«Какой у него удивительный голос, тихий и чистый», — подумал настоятель.
— Саймон, — умоляла мать, и в голосе ее слышалось отчаяние.
Она дотронулась до лица мальчика, чтобы заставить его взглянуть на нее, но тут настоятель поднял руку.
— Довольно, — сказал он.
Регент даже не начинал играть. Он сидел за органом, прерывисто дыша. Потом встал и зашел в неф.