— Где он научился так петь? — осведомился он.
Мать мальчика покачала головой:
— Он не учился.
Регент был поражен.
— Но — как же он следует за музыкой?
— Он всегда умеет следовать за ней.
— Погодите минутку, — сказал регент.
Он вернулся к органу, нажал на педаль и сыграл ноту.
— Спой ее, — велел он мальчику, и тот в точности воспроизвел резкий звук органа.
— Саймон! — сказала мать и пропела ему эту ноту, и тогда он ей спел.
Регент начал наигрывать сначала простенькие фразы, затем более сложные, и каждый раз мальчик их повторял, и ноты, которые он брал, попадали точно, как стрелы, в ноты, сыгранные Робертом Ли. Звуки забирались все выше и выше, и когда прозвучала заключительная, задрожавшая нота, она, казалось, осветила всю церковь. Это было поразительно. Настоятель только раз в жизни слышал нечто подобное — когда в большом соборе Рима пел кастрат. Регент перестал играть и откинулся на спинку стула, лицо его выражало томление. Мать мальчика стояла, прижав руку ко рту, и слезы выступили у нее на глазах. Никто не произнес ни звука.
— Ну что же, я думаю, мы определили, что мальчик умеет петь, — констатировал настоятель.
Никто ему не ответил. Регент отошел от органа и смотрел на мальчика, который все еще шевелил пальцами, словно играл на невидимой свирели. Да, мальчик, несомненно, дурачок. А его мать — потаскушка. Но какой дар! Настоятель не впервые подивился таинственным путям Господним. Покачав головой, он обратился к женщине:
— Может быть, вам бы лучше представить его директору.
Мать мальчика, все еще не отнимавшая руку ото рта, кивнула; глаза ее были влажными от непролившихся слез.
— Погодите-ка минутку, — вмешался регент. — То, что мальчик умеет петь, не означает, что его смогут принять в школу.
— А почему бы и нет? — возразил настоятель, хотя он не хуже регента знал, что директора школы не интересует музыка.
Регент слегка запинался, подыскивая слова.
— Это бесплатная школа, не так ли? — сказал настоятель.
— Да, но…
— Ну и все. Ступайте за директором.
Роберт Ли открыл было рот, чтобы возразить, но потом передумал и поспешил из церкви. Настоятель смотрел на женщину с сыном. Мать поймала мальчика за руки и усадила рядом с собой. Они смотрели друг на друга, словно безмолвно беседуя. «Интересно, что подсказало ей привести сюда мальчика?» — подумал настоятель. Он откашлялся.
— Вы служите в одном из трактиров на Лонг Миллгейт, не так ли?
Женщина кивнула, не глядя на него.
— Там вы и живете?
— Да, сэр, — ответила женщина. — Но трактир закрыли пуритане.
Настоятелю показалось, что он понял. У этой женщины нет больше средств, чтобы содержать сына. Он слышал о том, что закрыли этот трактир, — еще один незаконный поступок этого пуританского проповедника, который так яростно возражает против музыки в церкви. Настоятель слегка скривил губы. Он сам был пламенным приверженцем музыки. Музыка — та точка, в которой пересекаются сферы Небес и земли, единственное из всего созданного человеком, что благодаря своей математической точности и красоте возвышает его до Небес. Но настоятель понимал, что, порекомендовав этого мальчика в школу, он спровоцирует и членов церковной коллегии, и пуритан. Он наклонился к женщине.