Кейт покачала головой — она не могла говорить.
— Нет, конечно, как же ты можешь понять? Мы никогда не видим картину в целом.
Кейт по-прежнему молчала, казалось, утратив дар речи.
— Если бы не умерла мать этого мальчика, — продолжал настоятель голосом, который был одновременно и его собственным, и голосом ее отца, — мальчик никогда бы не пришел ко мне. И я не был бы одержим демоном. Я победил бы его, когда изгнал из своей комнаты. А так мне нужна была помощь. Вмешательство.
Кейт шагнула вперед, схватив настоятеля за руки.
— Папа, это я, Кейт, — сказала она, встряхивая его.
— Я знаю, кто ты, Кит, — ответил отец.
— Перестань называть меня так! — воскликнула Кейт. Она снова тряхнула его с безнадежным видом, и у нее опустились руки. Она вглядывалась в лицо настоятеля. — Мне нужен мой отец, — настаивала она. Голос у нее стал совсем детским, и она отвернулась, боясь, что расплачется.
— Кейт, — сказал отец, и она подняла глаза, и это был он. Это было его лицо.
Она ухватилась за него, и он крепко ее обнял.
— Папа, папа! — рыдала она, а он гладил ее по волосам.
Она уткнулась ему в плечо и расплакалась. Она ощущала грубую шерсть его пиджака и знакомый запах отца. Это был ее отец, пытавшийся обучить ее стольким вещам, которые ей не хотелось знать.
Когда она снова подняла на него глаза, он улыбался ей какой-то печальной улыбкой. Она видела у него в глазах свое отражение.
— Папа, — прошептала она.
Он пытался что-то ей сказать, но она не слышала. Он взял ее руку и один за другим начал разгибать пальцы. Потом стал что-то чертить у нее на ладони. Она молчала, следя за его движениями, потом взглянула на свое отражение в его глазах. Он как будто рассказывал историю ее жизни. Она потеряла отца еще до своего рождения, потом ее отняли у матери. Ее отправили в школу, чтобы воспитать в другой вере. А потом она встретила настоятеля, и он спросил, не хочет ли она жить вместе с ним как его дочь.
И вдруг ее словно дернуло током, и она все поняла. Он старался быть ей отцом — этот отец, с его странными настроениями, внезапными отлучками и пьянством.
Но он никогда не был ей отцом.
— Кем я была? — спросила она его взглядом. — Жертвоприношением?
Теперь его губы тоже шевельнулись:
— Прости.
Кейт стало страшно.
— Не уходи, — прошептала она, но она знала, что он должен.
Он никогда полностью не принадлежал к этому миру.
Он дотронулся до ее лица.
— Ты в моих глазах, — сказал он.
И дотронулся до ее век, так что ей пришлось их прикрыть, и она почувствовала, что он изменился и исчез. Когда она открыла глаза, перед ней стоял настоятель и так же печально на нее смотрел.