Они, кажется, поняли главное: им брошен вызов. И они приняли его. Они намылили друг другу головы в туалете. Мылом, разумеется, а чем же еще. Но застали мы их не за этим занятием. Мы застали их за выламыванием двери в туалет. Мы опоздали. А они успели. Выломали.
Вернувшись, они все-таки сели за раскраски. Там было много всяких раскрасок. Маша выбрала избу на курьих ногах с Бабой-ягой в окне. Саша, оценив обстановку, выбрал белочку. Вскоре к нам робко приблизился человек, представившийся художником, и предложил посильную помощь в художественном воспитании наших детей. На самом деле он был, скорее всего, увы, начинающим психологом, страдающим от дефицита практических навыков в работе с детьми. Но я понял это далеко не сразу. Человек этот деликатно спросил, часто ли девочка выбирает для раскраски Бабу-ягу. Алена ответить не успела.
– Очень! – воскликнула Маша. – Я ее очень люблю!
– Странно, – пробормотал этот человек. – Девочки боятся Бабу-ягу. Они скорее белочку выберут. Какой интересный случай.
И он внимательнейшим образом посмотрел на Машу. Он, наверное, чувствовал в этот момент, что уже дописывает кандидатскую диссертацию, в которой этот случай занимал далеко не последнее место.
Маша глядела на него испуганно. Она чувствовала себя жертвой – и правильно. А вот мы были не правы, поощряя все это. Я насилу избавился от его изощренного деликатного внимания. Когда странный человек покинул нас, предварительно попытавшись взять у Маши телефончик (был отшит в грубой форме – мною), Маша, закончив свой этюд в немыслимых багровых тонах, спросила меня:
– Папа, я что, не такая, как остальные девочки?
– Что ты имеешь в виду? – спросил я, лихорадочно выигрывая время.
– Папа, я ненормальная? – уточнила она.
– Да нет! Нет! – Я ответил очень уж уверенно. Она кивнула. Я успокоился.
На следующий день Маша и Ваня с мамой пошли на показ модной детской одежды. Моих детей что-то часто стали приглашать в последнее время на подиум. А я отказываюсь категорически, потому что уверен, что Ване точно не следует больше этого делать, а Маше – наверняка. Слишком велик риск испортить им обоим жизнь.
Я могу сказать, о чем я думал, когда отказывался. Об одной своей жене, кандидате биологических наук, которая заинтересовала меня в тот момент, когда слишком много лет тому назад прошла по Тверской мирной демонстрацией с плакатом «Модели – не для постели!» вместе с несколькими десятками коллег. Я тогда познакомился с ней. Ну и что: все равно ведь оказалось, что для постели.
Я сломался после такого рода предложений, которые делали детям, еще только один раз – когда их пригласили люди, которым я не смог отказать по какой-то мне самому необъяснимой причине. Сам я видеть этого не хотел и не мог (по причине отъезда), так что дальнейшие события реконструированы с помощью Алены.