— Ближе к вечеру.
— Совсем хорошо, — озабоченные складки у переносицы разошлись, и Генрих даже изобразил нечто вроде улыбки. — Не люблю, когда нарушается режим.
Работа должна делаться постоянно и равномерно.
Я скорчил гримасу, символизирующую мое отношение к этому заявлению юриста. Мне б ближе к сердцу старая поговорка о том, что постоянный и равномерный труд отрицательно сказывается на здоровье коней. Генрих как-то заметил по этому поводу, что у нас существенно различные менталитеты. Я удивленно поднял брови и сказал, что, по-моему, менталитет — это такая болезнь и что я уж наверняка ею не страдаю. Генрих не без злорадства согласился.
— Итак, — продолжал вещать Генрих, стоя в дверях моей комнаты. — Сегодня вечером ты будешь занят по работе. А как насчет того, чтобы в субботу культурно развлечься? Отметить твое возвращение к людям?
— Разве я был в джунглях? — обиженно спросил я, но тут же подумал, что, пожалуй, так оно и есть.
— В субботу в клубе «Ультра» выступает… — Генрих наморщил лоб, вспоминая имя гастролера. — Ну этот, грузин… Не Кикабидзе, другой. Муладзе, что ли?
— Ты собираешься идти в «Ультру»? — ехидно спросил я. — А врач тебе разрешил посещение концерта?
— Все нормально, — отмахнулся Генрих. — Я навел справки. Муладзе не опасен для моего здоровья.
Сложности с посещением ночных клубов возникли у Генриха с пару месяцев назад, когда очередная двадцатилетняя пассия затащила его в «Ультру» на концерт какого-то московского певца, о котором Генрих до того памятного вечера ничего не слышал. Но афиши висели по всему городу, билеты были чертовски дорогими, и Генрих решил что мероприятие достойно его персоны. Он забронирова самый ближний к сцене столик, что едва не закончилось для него трагически. Для Генриха, а не для столика.
Певец, в соответствии с последними тенденциями шоу-бизнесе, оказался сексуально сориентирован совсем другую сторону, нежели большинство мужского населени?
Вдобавок, он оказался чертовски раскрепощенным. И уж во время второй песни, раздевшись по пояс, запрыгнул Генриху на колени, продолжая раскрывать губы и иногда даже попадать в фонограмму. Помимо того, что у юриста не вызвало особой радости само пребывание заезжего певца гомосексуальных радостей на его коленях, гастролер к тому же тянул килограммов на восемьдесят с гаком. И еще от него пахло убийственной смесью женского парфюма и мужского пота. Через минуту такого кайфа Генриху стало плохо с сердцем.
— Я наводил справки, — повторил Генрих. — Этот грузин не прыгает на пожилых юристов, как тигр на антилопу. К тому же я больше не буду садиться так близко к сцене. Одного раза достаточно. Так ты пойдешь? Само собой, с дамами. Я с Полиной, а ты с Лен… — Генрих вспомнил слишком поздно о моем запрете.