— Он должен был как-то вам объяснить, — настойчиво повторял Юра. — Что он вам говорил при этом? Вы сказали: «На, возьми на память мою визитку». А он? Он попросил: «Дай-ка мне с десяток…»?
— Может, и так, — неуверенно проговорил я. — Что-то он говорил…
Я закрыл глаза, стараясь представить картину: холодная ночь, я поднимаю воротник плаща, мы с Павлом пожимаем друг другу руки, долго трясем… Мы собираемся разойтись по домам. Но что-то должно еще произойти. Мы не можем после всего, что случилось, просто повернуться спиной друг к другу и разойтись быстрым шагом. Настоящие мужчины так не делают. А что они делают?
— Запиши мой адрес, — сказал тогда Павел. Нет, немного по-другому.
Более доверительно, совсем по-дружески.
— Запиши мой адрес, Костик, — сказал Павел Леонов за час до своей гибели. А я? Что я ответил? «Записываю»? Нет, не так. «Записываю, Паша!»
Нет, не так. Что-то другое. И вообще, если я записывал его адрес или телефон, то где я это все записал? На чем? Стоп…
— Запиши мой адрес, Костик, — сказал Паша Леонов, чуть покачиваясь из стороны в сторону.
— Разве что пальцем, — радостно отвечаю я, выставляю указательный палец и глупо хохочу. Это тем более глупо, если учесть, что через короткий промежуток времени один из нас будет мертв. И это буду не я, я останусь жив, и самым надежным доказательством тому станет моя головная боль, пронизывающая череп от виска до виска.
Если болит, это значит, что ты еще жив.
20
Мы стояли у перекрестка и трясли сцепленными в рукопожатии ладонями.
Долгое и пьяное прощание. Машин не было, светофоры мигали разноцветными огоньками совершенно напрасно. Город еще не проснулся. Мне всегда нравилось это время суток, я ощущал собственное превосходство над десятками тысяч людей, которые в этот миг лежат под одеялами, отключившись от внешнего мира.
А я — нет. Я начеку. Я бодрствую. И еще — особый, бодрящий холодок предрассветных часов, даже если перед этим ты не спал около суток.
В тот раз удовольствие было подпорчено тем, что выпил я слишком много.
Может, потому так долго и не решался выпустить ладонь Павла — чтобы не свалиться. Да еще лицо — после драки я чувствовал на себе словно гипсовую маску, обхватившую лоб, скулы и челюсти. То еще ощущение.
— Запиши мой адрес, Костик, — сказал Павел Леонов, покачиваясь из стороны в сторону. Он походил на опытного боцмана, что уверенно стоит на палубе судна, попавшего в шторм. Корабль качает, но как бы ни ходила ходуном палуба — Паша стоит. Надо просто пошире расставить ноги и презрительно скривить губы, чтобы стихия осознала свое бессилие.