Таким образом, соединение в романе о Понтии Пилате жанровых характеристик притчи, исторической хроники, отчасти апокрифа создает совершенно новую, неповторимую жанровую разновидность этого текста. О стилевой природе и художественном своеобразии этого уникального текста мы будем говорить ниже.
Выводы
Что касается сложнейшего вопроса определения жанрового своеобразия закатного романа М. Булгакова, точнее, его составляющих, то он может быть решен только на основе комплексного подхода, включающего анализ всей художественной системы текста. Анализ этот приводит нас к мысли об игровой природе взаимодействия с читателем, заложенной в основе авторской манеры изложения и принципа взаимодействия с читателем. Будучи стесненным в выборе прямых каналов общения, автор выбирает ту игровую основу, которая порождает возможность извлечения информации думающим читателем на основе сопоставления, умозаключения и догадки. Эта игровая основа проявляется и в специфике притчевого характера жарового взаимодействия с читателем в исторической части повествования, в котором открывается при вдумчивом чтении второй, мистический план, «озаряющий» предельно точное и в хронологическом и в детальном освещении историческое повествование (так сильно подействовавший на Бездомного), и в театрально-буффонадной основе и карнавальной эстетике московских глав, тяготеющих к жанру мениппеи. Причем, градус мистицизма в московских главах гораздо ниже, нежели в исторических, что объясняется сатирической направленностью этой части произведения. Все «чудеса с примесью явной уголовщины» происходят на таком бытовом уровне, касаются настолько непоэтических персонажей, за исключением заглавных романтических героев, что градус мистицизма понижается, особенно благодаря курьезности, а иногда откровенной анекдотичности ситуаций.
В этом едином художественном пространстве игры совершенно логичными оказываются ложные ходы, ловушки, травестированные подмены. Вчитываясь в детективную историю, читатель попадает в иррациональный мир мистики и буффонады, что, в свою очередь также стремительно сменяет историческая хроника, которая полна намеков и отсылок к стоящей за ней мистерии. С одной стороны, ничего определенного, завершенного, точно определимого, с другой, - универсум свободного художественного пространства, структурируемого по четким законам игрового и контрапунктного начала.
Мениппея, как жанр, освобождающий автора от условностей и оков примитивного реализма и расширяющий многократно возможности сатирического отображения действительности, привлек Михаила Булгакова именно этой свободой и многообразием возможностей. Жанр этот как нельзя лучше отвечает задачам, тематике, и образной системе произведения.