Совершенно справедливая мысль о том, что вовсе не удостоверением определяется писатель, а тем, что он пишет, вкладывается в уста Коровьева.
Объектом пародирования в романе становится так называемая «работа с гражданами» в компетентных органах. Пародирование допроса прекрасно представлено в сцене явления Алоизия Могарыча. «Чистая работа» Азазелло с Алоизием Могарычем столь убедительна, в первую очередь для самого Могарыча, что вопрос: «Все ясно?», заданный в свое время Поплавскому, можно было уже опустить. Азазелло для Могарыча не нечистая сила, а начальник, причем из компетентных органов. С таким не спорят и лишних вопросов не задают. То, что насмерть перепуганный Алоизий предстает перед ним в подштанниках среди ночи, тоже нет ничего дивного. Так и брали. Магическое переходит в обыденное, как бы сплавляется с ним.
Глумление, издевка, высмеивание, передразнивание – любимые занятия бесов. И что такое бесовское наваждение, как не издевательство? Варьете с любимым жанром фокуса и его разоблачения пародируется, причем посредством материализации метафоры, выявляя вечные общечеловеческие пороки. Техника изменилась, а люди остались прежними. Посещение массовых зрелищ развлекательного характера в страстной четверг, называемый «чистым», во время которого верующие христиане готовятся к великому празднику Пасхи, само по себе характеризует публику. Неудивительно, что именно эта публика оказывается падкой на дьявольские соблазны. Тема «волшебных денег», актуализирующаяся в эпоху каждой деноминации и инфляции в нашей стране, была очень актуальной и для самого автора. Период, когда многочисленные нули на купюрах не давали никакой гарантии их покупательной способности, а вынужденный голод был суровой реальностью, очень хорошо были знакомы Михаилу Афанасьевичу. Люди предпочитали хранить сбережения в валюте и царских золотых червонцах, что отражено во сне Никанора Ивановича Босого. «Сдавайте валюту!» - лозунги первых десятилетий советской власти. Эффективность их можно не комментировать. Поэтому добровольно-принудительный характер сдачи валюты и ценностей, а попросту экспроприация или узаконенный грабеж пародируются во сне Н. И. Босого. Слишком уж подробный и идеологически выверенный сон, «сон»-гротеск, как его определяет Д. Спендель де Варда: «Председатель домового комитета Никанор Иванович выступает как актер и его позорят и унижают перед публикой воображаемого онирического театра. Весь фантастический материал представлен как рассказ в рассказе, где основной темой является коллективный суд, вызывающий в памяти образы Кафки и который дается писателем как спектакль, где подсудимые исполняют роли актеров» (Спендель де Варда 1988: 307). «Театр-тюрьма» - очень емкий образ, использующийся М. Булгаковым в рамках эстетики гротеска с целью обозначения размытости границ между «свободой» и «несвободой» в сталинскую эпоху. Образ конферансье, знающего все до подноготной о своих «артистах» и их родственниках и личных связях может ассоциироваться только с одним ведомством. Этот хорошо организованный и отрепетированный концерт, идеологически выверенный и реалистически достоверный, производит на Босого такое воздействие, что необходимым становится применение медицинских препаратов.