Героем московских глав романа является авторская позиция. Автор, часто скрывающийся за масками-героями, подвергает осмеянию всю порочную социальную систему, ее антигуманную сущности, ее социальную абсурдность, ее бесперспективность и человеческие пороки, ею порождаемые. Об этом подробнее в анализе московских глав. Смех – мощное оружие Булгакова, которое он воспринял у своих учителей – Н. В. Гоголя и М. Е. Салтыкова-Щедрина, и мастерски использовал, создав удивительный по силе сатирический памфлет, направленный против ненавистной ему социальной системы. Более острого и убийственно точного выпада против самой преступной сущности этой власти я не знаю. С точностью хирурга М. А. Булгаков вскрывает один гнойник за другим и ставит неутешительный диагноз «больному» обществу. И то, что он делает это без излишнего обличительного пафоса, весело и остроумно, не умаляет разящей силы сатирического острия.
. Шпиономания
Никогда не разговаривайте с неизвестными – что это? Императив? Назидание? Постулат из правил хорошего тона? Кстати, дидактический аспект романа проявляется в сентенциях и назиданиях, что самое забавное, произносящихся Воландом и его свитой по большей части. С точки зрения семантического синтаксиса, такие императивные конструкции относятся к предложениям с выводной частью, представляющей, в данном случае, придаточное предложение. Это означает, что они не завершены с точки зрения полноты высказывания и могут быть продолжены. Мотивационная часть формально отсутствует, но подразумевается, поэтому ее легко восстановить:
Никогда не разговаривайте с неизвестными,
- потому что можно попасть в неприятную ситуацию;
- потому что вашим собеседником может оказаться мошенник, грабитель;
- потому что вы ставите под угрозу свою жизнь.
Из всех возможных предположений о нежелательных последствиях такого разговора с неизвестным автор выбирает самое радикальное. В первых редакциях главка называлась «Первые жертвы». Жизни человеческие под угрозой, и ничто не может помешать осуществлению чьего-то коварного замысла? Или злого рока, нелепого стечения обстоятельств? Или закономерного, справедливого удара судьбы?
Роман открывается как хроника-репортаж с места события:
В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах появились двое граждан. Первый из них – приблизительно сорокалетний, одетый в серенькую летнюю пару, был маленького роста, темноволос, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а аккуратно выбритое лицо его украшали сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй – плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке – был в ковбойке, жеваных белых брюках и черных тапочках.